– Да, знаю я. Скорлупой его кличут. В детстве в яму свалился и об трубы башку разбил. Помню, помню. Так, и что эти два дегрода учудили?
– Старушка эта с Блевотни… Ну, рядом с Окурком.
– Знаю, мам, – перебила я. – Частный сектор. Давай к сути, а?
– В общем, Ромка прознал, что у старушки этой пенсия большая. И Петеньку смутил, на злое дело подбил.
– Угу. Смутил, как же. Уверена, что братушка даже левой извилиной не задумался о последствиях. Получается, влезли два ебаната в бабкин дом и спиздили пенсию?
– Можно и так сказать. И бабушку напугали. В больнице сейчас. Говорят, сердечный приступ. Ромку-то задержали, а Петю Миша под свою ответственность забрал.
– Ну и зря. С этого дебила станется сбежать, а дядь Мишу потом попрут. Добряк выискался, – мотнула я головой. – Скверно, мама, получается. Если бабка дуба даст, а шанс этого велик, то поедет Петенька с дружком своим на зону.
– Вот в этом и проблема. Внучок старушки той наотрез от компенсации отказывается. Миша ему время подумать дал.
– Еще бы. В дом влезли, бабку напугали, пенсию спиздили. Потратили или не успели?
– Не успели. Соседи увидели, как в дом лезут, и милицию вызвали.
– Полицию, – автоматически поправила я. – Полиция уже. Не милиция.
– Да Бог с ними. Какая разница, – всплеснула руками мама. – Тут беда посерьезнее, Женя.
– Угу. Не спорю, – хмыкнула я. В голове промелькнула крайне приятная мысль, что если бабка умрет, то братика я не увижу лет семь минимум, а значит, можно будет выдохнуть. Но ебанько, сидевший внутри меня, эту мысль отмел. Все ж брат, как-никак. Хоть и дурной, что пиздец. – Ладно. Какие у нас варианты? Кроме того, что я прямо сейчас иду в комнату и душу этого дебила подушкой, пока он сладенько спит.
– Женя!
– Уже двадцать четыре года, – кивнула я, вспомнив языкастую Настю. Уж она бы точно такого родственничка терпеть не стала. Прирезала бы, как минимум, во славу одного из темных богов, в которых верила, и дело с концом. – Возвращаемся к вариантам. В лучшем случае придется договариваться с внуком бабки этой.
– А если старушка того? – робко спросила мама.
– Тогда и сыночек твой того. Поедет в уникальный лагерь, на трудовую терапию, в компании таких же, как и он, отморозков. Что дядь Миша сказал?
– Он завтра придет. Как с внуком поговорит.
– Ладно, может дельное что предложит, – кивнула я, закуривая сигарету. Мама попыталась взбрыкнуть, но, посмотрев в мои налитые кровью глаза, тактично замолчала. Пусть уж лучше дочь курит, чем собственного брата забивает насмерть баклажаном за ошибки юности. – Вот скажи, мам. Хули ему спокойно-то не сидится? Я работаю, деньги приношу. Их хватает. И на пожрать, и на хотелки мелкие. Что, блядь, с Петенькой не так, а?
– Не знаю, доча, – всхлипнула мама. Что ж, и у родительской любви, судя по всему, бывает предел. – Свернули мы куда-то не туда.
– О, определенно, – ехидно ответила я и, резко развернувшись, уставилась на Петеньку, попытавшемуся незаметно прошмыгнуть в туалет. – А вот и кровиночка. А что такое? Чего хромаешь? Ножку свело?
– Да я… вот… в туалет…
– Покакать? Иди, конечно, – кивнула я. – Покакай, родной, покакай. А потом залезь в квартиру бабки Анфисы. Соседи вон треплются, что у нее серебра столового полный шкаф. И ебни ее до кучи молотком. Или к Шелеповым. Комерс, хули там. Бабла жопой ешь. Еще и золотишко наверняка припрятано…
– Да я… чо…
– Хуй в очо, – рявкнула я. – Заебал ты!
– Женя!
– Пиздец, – удар кулаком по столу явно сказал Петеньке, что лучше бы поскорее скрыться в туалете и, сделав свои грязные дела, вернуться обратно в комнату, откуда не вылезать боле даже в случае крупной нужды.
– Он же брат твой, – вновь попыталась сыграть на чувствах мама. Да вот только перестало это работать. Давно уже.
– Не брат он мне, гнида вороватая, – отрезала я, меряя кухню шагами. – Дегрод, да. Еблан. Определенно. Но не брат. Брат бы работу нашел, семье помогал, а этот… Джентльмен неудачи. Бесноватый, блядь. Так. В пизду. Я спать. Дядь Миша как придет, разбуди меня. Сама с ним поговорю.
– Спокойной ночи, – только и могла промямлить мама, когда я, хлопнув дверью, скрылась в своей комнате.
Участковый пришел после обеда. Вежливо поздоровался с мамой, приветливо кивнул мне и, тяжело вздохнув, посмотрел на братца, который на пару секунд выглянул из комнаты. Дядь Миша положил фуражку на стол и только собрался сесть, как я мотнула головой, и, взяв со стола сигареты, позвала его с собой на балкон. Разговор с глазу на глаз, без неуместных страданий мамы и греющего уши Петеньки. Дядь Миша все прекрасно понял и, улыбнувшись, пошел за мной.
– Чего вы нам помогаете, дядь Миш? – устало спросила я, облокотившись на занозистую деревяшку, заменявшую перила. – Хоть тресни, не понимаю. Сами-то от этой свистопляски не устали?
– Ради папки твоего, – улыбнулся участковый, доставая портсигар. – Дружны мы были. Да и как не помочь, коли я вас еще детьми помню. Но то сердцем, Жень. Умом я за то, чтобы засадить поганца, пока окончательно жизнь не поломал. И себе, и вам, и бедолагам, которые жертвами его становятся.
– Вот и я такой вариант рассматривала. Сегодня он бабку грабанул, а завтра? Завтра же он человека убьет, дядь Миш. И хуй откупишься.
– Понимаю.
– Сколько я себе говорила, что все… баста. Больше за этого ублюдка впрягаться не буду. Сам натворил, сам пускай и расхлебывает. Да один хуй к одному и тому же возвращаюсь. Если посадят его сейчас, мама этого не переживет. Она и так после больнички не оправилась, а это ее окончательно добьет.
– Потому и привел дурака этого, а не оставил в отделении. Окурковские коллеги на расправу скоры. Второму-то ночка хорошо запомнится.
– Братцу бы тоже не помешало. Хоть и сомнительно, что вправило бы мозги, – кивнула я, чиркая зажигалкой.
– В общем, смотри, какой расклад. Внук старушки этой, ну, которую брат твой с дружком обнести пытался, согласен на компенсацию…
– Охуеть, – поперхнулась я дымом, когда дядь Миша озвучил сумму откупных. – Это вся ее пенсия за год?
– Чего не знаю, того не знаю, – пожал плечами участковый. – Но советую принять соглашение по примирению сторон, пока старушка жива. Кто знает, что завтра будет. Деньги-то у вас есть?
– Найду, – вздохнула я, понимая, что придется отдать все свои накопления, так еще и у коллег занять. Дядь Миша приобнял меня за плечи. По-отечески. А мне почему-то захотелось заплакать. Но я все же сдержалась. Не дело сейчас слезу пускать. – Дядь Миш…
– М?
– Поставьте его