Лицо Роули мрачнее тучи, и я знаю, что́ он думает. Он думает, что мы не просто зря потратили свое время – нас еще высмеяли и унизили. Но помалкивает.
– И еще одно, – произносит Билли. – Говорила тут только ты. – Он поводит стволом в сторону Роули. – Зачем тогда брала с собой сестренку?
Роули делает шаг к Билли, словно больше не может сдерживаться; сейчас скажет или сделает что-то. Но, учитывая, сколько вокруг нас вооруженных Бондов, он ничего не может. И все присутствующие это знают.
Я хватаю его за руку и тащу наружу, на веранду, изо всех сил стараясь не обращать внимания на звуки за нашими спинами: мужчины покатываются со смеху. Мы забираемся в «Лиззи» и сидим там, слушая клекот треклятых бондовских петухов.
– Ты был прав, – говорю я. – Дадим сдачи.
Глава 43
Мальчишка, разносящий «Газету», бросает пачку экземпляров на длинный прилавок Универмага. Я беру газету в руки, и… вот оно, на первой странице, в нижнем правом углу, мое объявление:
НЕ НАДО БОЯТЬСЯ
«Мы, Кинкейды, неприятностей не ищем, но неприятности сами пришли нас искать, и мы не станем убегать от этой угрозы. Дела с Бондами затронут лишь тех, кто решил поучаствовать. Обычным гражданам нечего бояться. Если вы – обычный гражданин и вам любым способом навредили или угрожали, приходите и расскажите об этом Салли Кинкейд».
Я сказала Роули, что мы дадим сдачи, и мы дали. На следующей после моего разговора с Билли Бондом неделе агенты шерифа Эрла узнали, что Бонды держат партию спиртного в придорожной закусочной сразу за границей округа. Мы повязали ночного караульного и умыкнули весь виски. Это была расплата за ограбление помощника шерифа Джорджа, но, конечно же, Бонды решили, что они должны наказать нас за это. Поэтому приехали на машинах в Кэйвуд и постреляли по патрульным машинам. Единственное, чего добились, – это стекла побили и наделали дырок в паре радиаторов. Но война уже пошла.
Некоторые юнцы с обеих сторон всего пару лет как окончили начальную школу и ведут себя так, будто все это шуточки, бьют окна, режут шины и поджигают надворные постройки.
Но это не шутки. Есть раненые. Механик Шорти, Лерой, столкнулся с Риком Бондом на Погс-Кроссинг, оба выхватили пистолеты и Лерой получил пулю в икроножную мышцу. Ранение не задело кость, но народ только об этом и говорит, поэтому я опубликовала свое объявление.
Из подсобки выходит Мэтти и читает его, заглядывая мне через плечо.
– Не самая худшая идея на свете, – кивает она. – Люди напуганы. А ты?
– Я – нет. Не знаю почему. Понимаю, что следовало бы испугаться.
Мэтти вот уже семь месяцев работает в Универмаге и не может удержаться, чтобы не командовать всеми подряд, но зато магазин выглядит хорошо как никогда.
– Знаешь, Салли, – говорит она, – когда мы с твоим отцом и Артуром были детьми, Полковник говорил нам, что мы, Кинкейды, нигде не бываем так счастливы, как в хорошей драке. И рассказывал, как еще в Шотландии мы, Кинкейды, воевали и с горцами, которые пытались угонять наш скот, и с англичанами, которые пытались оттяпать у нас землю, а потом с ирландцами, когда они не давали нам оттяпать их земли. А когда прибыли в Виргинию, мы по тем же причинам воевали с индейцами, потом снова с англичанами – под разговоры о защите свободы, а потом с янки – под разговоры о защите рабства. Когда нас побеждали, мы все равно заявляли о победе – но при этом приносили клятву мести. Хотелось бы мне сказать, что мы всегда были на правой стороне, но это была бы ложь. Мы дрались с людьми за то, что они поступали с нами в точности так, как мы поступали с другими, дрались с ними за то, что они хотели тех же прав, которые имели мы. «Война у меня в крови, а значит, и у вас», – говорил нам Полковник. Так что, Салли, она в крови и у тебя.
– Я ни разу за всю свою жизнь не полезла в драку первой, – говорю я, – но если кто-то наедет на меня, я не стану отступать.
Мэтти улыбается.
– Вот как раз это мы, Кинкейды, постоянно говорим себе.
Неделю спустя, спустившись в подвал, я слышу в магазине крики. Бегом поднимаюсь по лестнице и присоединяюсь к людям, столпившимся у окон. Ходили слухи, что Бонды соорудили себе броневик – и действительно, вон он едет, неуклюже переваливаясь по Главной улице. Похож на тот самодельный грузовик, который я видела на переднем дворе Бондов, но теперь у него сзади приспособлена водяная цистерна. В боках цистерны прорезаны бойницы, и из них торчат ружейные стволы.
Люди перепуганы, бегут по тротуарам, прячутся за припаркованными машинами. Но Бонды не производят ни единого выстрела. Это демонстрация силы, четкая и ясная, догадываюсь я, доказывающая, что с этим своим новым танком Бонды могут ехать, куда пожелают, и мы ничего не сможем с этим сделать.
Если только, мелькает у меня мысль, мы не сделаем свой собственный танк.
На следующий день Роули возвращается из Роанока за рулем однотонного грузовика. Мы усиливаем подвеску, приклепываем водяную цистерну, стальные пластины и прорезаем в боках бойницы.
Наш танк – самая неуклюжая штуковина, какая попадалась мне на глаза. Со всей этой броней он весит столько, что не едет в гору, а ползет, зато когда спускается, тормоза дымятся, а уж бензин он сосет, точно измученный жаждой слон. И все же наш танк – источник великой гордости для всего округа Клэйборн, показатель современной технологической изобретательности.
Одним прекрасным сентябрьским утром мы катим в нем на запад, и я выглядываю из открытого люка, осматривая дорогу впереди, когда из-за поворота выезжает танк Бондов. Я захлопываю крышку люка и присоединяюсь к шерифу Эрлу и помощнику Джорджу в брюхе нашего танка. Здесь темно, как в шахте, не считая длинных лучей света, пробивающихся сквозь бойницы. В душном зное пот струйками течет по моей спине, и я насторожена, как в ту ночь