— Если я правильно понимаю, то за то, что было мне предложено и убить не грех. Да и разве я ударил? Толкнул лишь, чтобы не шутил никто так больше. А второго я и не бил вовсе. Остановил только. Чтобы не было потом мучительно больно.
— Борзый ты, — прогнусавил второй. — Но это нормально. Фасон поперваку надо держать строго. Правильно сделал, что не зассал нас. Мы с Билом понятливые. Сами спуску никому не давали. Да, Бил?
— Было дело… А хлещется он здорово. Такого бы в
— А если на тебя толпой навалиться?
— Толпой — это толпой. Там видно будет.
— Правильно ставит себя, — сказал первый.
Второй явно был выше «первого» по положению. Получалось, что я правильно определил его роспись на пальцах первого: карта пика-треф и цифра шесть с шестью точками. Это означало, что у он «шестёрка» при авторитете. Помощник, так сказать. А у второго перстней было побольше. Все разглядеть не получилось, но присутствовал «перстень» с трефовой мастью, что означало — судим за кражу, то есть — вор и другой перстень с большой чёрной «точкой» — то есть — имеет побег.
Предок и в знании воровского мира был «прошаренным». И ведь тоже имел возможность познакомиться с ними, то есть с уголовниками, в естественных, так сказать, условиях их обитания. В естественном ореале, хе-хе… Вот и я пошёл по стопам «предка». Эх…
— Что ж тебя к нам закинули? Первохода к людям? — спросил первый. — Не правильно.
— За сученых нас держат, — прогундосил авторитет. — Поколется парнишка, а они потом растрезвонят, что мы парнишку шуганули по их заказу.
— Суки!
— Ты это… Как зовут тебя?
— Михаил.
— О! Правильно сказал. Не Мишка, а Михаил. Так вот, Михаил. Будешь говорить, что мы с тобой обошлись культурно, а я тебе забуду твою борзость и наказывать не буду. Спишем мой нос и губы на ментов. Но руками-ногами своим в хате не маши. Мы передадим по прогону, чтобы тебя не кусали, а нормально приняли. Как фамие твоё?
— Шелест, моя фамилия, — вздохнул я. — Михаил Шелест.
— Хм! Как погоняло! И кликухи не надо.
— Так и будет он — Шорохом. Я сказал. А с мастью своей определяйся. Думаю, если осудят, в мужиках ты не отсидишься. Тебе за пятерых жмуров пятнадцать годков корячится. Два и более… Отягчающие…
— Статья сто вторая пункт «з», — сказал первый сокамерник. — Вышак, — это вряд ли, но по максималке протянут. Кого замочил, хоть?
— Я? — «удивился» я. — Никого. Даже не знаю о чём разговор.
— А? Ну да, ну да…
— Хорошо держится пацан, — сказал «шестёрка» авторитету и спросил. — Тебе же восемнадцати нет?
— Нет.
— Значит вышкарь отменяется.
— Вот-вот. Вот я и говорю, что с мастью определиться мы тебе поможем. Нам такие бойцы нужны.
Я снова раскрыл рот, но «второй» замахал на меня руками. — Слышали-слышали. Ссылайся, если что, на Туркмена. Это я. А это Цапель — моя шестёрка. Тоже очень известный в узких кругах специалист. Мы у вас тут проездом. Ха-ха… На гастролях, так сказать… Но судиться будем тут. Ха-ха… Встряли мы конкретно! Так встряли, что хрен провернёшь. Да-а-а…
* * *
[1] https://vkvideo.ru/video-209571765_456239553?ref_domain=yastatic.net
[2] Укусить — подковырнуть.
[3] Фазан — неопытный вор.
[4] Тяжеловес — осуждённый за убийство.
Глава 24
— Запираться смысла нет, — устало проговорил следователь.
Он добросовестно «отпахал» суточное дежурство, допросив более ста человек что-то слышавших и видевших жильцов трёх домов, но его оставили дорабатывать подозреваемого, то есть — меня. Подозреваемый вину на себя брать не хотел. Подозреваемым я вдруг стал после того, как один мужичок, куривший в кухонное окно дома напротив, сказал, что видел парня, похожего на меня, который несколькими ударами уложил четверых, а потом с помощью пятого, добил их ножом.
Мужичок в отделение милиции пришёл сам, отпросившись с работы. Работал он на заводе «Радиоприбор» и не совсем он, на самом деле, отпросился. Его просто не пустили на работу через проходную, так как он был всё ещё навеселе после вчерашнего, и он решил сообщить, что вызван в милицию, а повестку он принесёт.
Вот этот мужичок и утверждал, что видел именно меня, хотя с первого раза на опознании растерялся и только мычал, хрюкал и таращился на наколки двух других участников процедуры — «подсадных», коими выступали мои сокамерники.
Зато через пять минут он снова зашёл и сразу ткнул в меня пальцем.
— Я протестую, — сказал я. — Вы подговорили свидетеля. Я буду настаивать на следственном эксперименте. Этот человек, слеп как филин. Он не видит с расстояния пяти метров. У него явный астигматизм и катаракта на правом глазе. Прошу записать мои слова в протокол.
Следователь чуть было не подавился глотком чая, который пил без отрыва от «шитья дела белыми нитками». Торопился следователь раскрыть пятерное убийство за дежурные сутки, а я не кололся, да. Трепыхался, как муха в паутине, но не кололся. А следователь вызвал на очнуную ставку Светлану. Она пришла с матерью, которая смотрела на меня с ужасом.
— Надежда Евгеньевна, я никого не убивал. Это какой-то бред. Зачем мне это было нужно. Они хотели, э-э-э, Светлану, э-э-э… А я им не дал. Но я только бил ногами. Света видела…
Светлана подтвердила, что видела только то, что я их пнул ногами, каждого по одному разу. Потом она ушла, потому, что я сказал ей уйти.
— Зачем ты, Шелест, заставил её уйти? — спросил следователь.
— Я боялся, что тот, кто убежал, нападёт на нас а эти очнутся.
— И поэтому ты добил сначала тех, что лежали, а потом и пятого, когда тот подошёл.
— Как добил? — спросил я.
— Зарезал ножом.
— Вы в своём уме? — спросил я. — Четверых? Зарезал?
— Пятерых. Пятый подошёл своих выручить и у него тоже был нож, а ты его убил.
— Как это я смог? У него был нож! У меня нет ни царапины. Он подошёл, а я его убил? С какого бы перепугу он ко мне подходил. Он рванул от меня, как заяц. Светлана видела.