Первое, что бросилось в глаза – пустота. Словно ледяной водой окатило. Вещей парней не было. Ни спортивных сумок, ни разбросанной одежды, ни полотенец, которые Егор никогда не вешал на место. Ничего.
Они ушли. Просто ушли.
Я стояла в дверях, не в силах сделать ни шага дальше. Видимо, я где-то глубоко в душе надеялась, что они будут ждать. Что объяснят. Что все это какое-то нелепое недоразумение.
Но комната была пуста. Только мои вещи, разбросанные в спешке, когда я собиралась уехать, и разбитая ваза на полу, которую никто не убрал.
Несколько секунд просто стояла, ощущая, как внутри что-то медленно, с треском ломается. Потом прошла внутрь, бросила рюкзак на кровать, закрыла дверь.
Что ж, все правильно. Такая, как я, с багажом проблем, с трудным прошлым, с братьями в тюрьме – не для них. Не для успешных спортсменов с большим будущим. Им нужна девушка лучше. Чище. Без проблем. Перспективней.
Я подошла к окну. Серое октябрьское небо, голые ветки деревьев, люди внизу, спешащие куда-то. Жизнь продолжается. Никому нет дела до моей боли.
Пальцы нащупали в кармане телефон – он разрядился в дороге. Подключила зарядное устройство, аппарат тихо пискнул, оживая. Экран тут же заполнился уведомлениями о сообщениях с незнакомых номеров. Я поморщилась, вспомнив, что заблокировала номера Романа и Егора еще в первый день, когда уехала. Не хотела слышать их оправдания, их ложь.
И вот они начали писать с других телефонов. Настойчивые. Не понимают намека.
Не стала читать сообщения, отключила звук телефона. Хватит. Надо распаковаться, привести себя в порядок, подумать, с чего начинать борьбу за свое доброе имя.
В дверь постучали – тихо и нерешительно. Я вздрогнула. Неужели…
– Юля? Ты там? Это Лида.
Голос Журавлевой звучал непривычно мягко. Я поколебалась, потом открыла дверь. Лида стояла с выражением участия на лице, которое выглядело так неестественно, что я едва сдержала горький смешок.
– Можно? – спросила она и, не дожидаясь ответа, прошла внутрь. – Я слышала, что ты вернулась.
– Как видишь, – я скрестила руки на груди.
– Ты в порядке? – она посмотрела на меня с выражением, которое я не сразу распознала. Жалость. Лида Журавлева смотрела на меня с жалостью.
– Зачем ты пришла? – спросила я, не желая этого бессмысленного разговора.
– Просто… – она замялась, села на край кровати. – Я подумала, тебе, наверное, тяжело. После всего, что случилось.
Верить словам Журавлевой и ее жалости не стоит ни на грамм.
– Ты о фотографиях или о том, что мои соседи съехали? – я не могла сдержать горечь в голосе.
– И то, и другое, – Лида вздохнула. – Знаешь, я никогда не думала, что они так поступят. Просто соберут вещи и уйдут, ничего не сказав. Это… неправильно.
Ее неожиданное сочувствие ранило сильнее, чем если бы она пришла злорадствовать. Я стояла, прикусив губу, чувствуя, как в глазах начинает предательски щипать.
– Им, наверное, стало стыдно, – продолжала Лида, глядя в окно. – После того, как все узнали. Они ведь такие… известные. Чемпионы. Богатые. Им нужно беречь репутацию.
Каждое ее слово било точно в цель, словно она знала, куда целиться, чтобы причинить максимальную боль.
– Я просто хотела сказать, что ты не должна винить себя, – Лида посмотрела на меня с таким искренним сочувствием, что я почти поверила ей. – Такие, как они… они привыкли получать все, что захотят, и бросать, когда наиграются. Это не твоя вина. А еще… Я не хотела говорить, но они ко мне клеились, я, конечно, отказала, я же понимаю, что это совсем уже край.
Край. Да. Мой край. А слова Журавлевой кольнули больнее, чем я думала. Пошатнулась, словно от пощечины. Ее слова озвучили мои самые тайные, самые болезненные мысли.
– Не надо притворяться, что тебе не все равно, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
– Я не притворяюсь, – она встала, подошла ближе. – Мы, конечно, не близкие подруги, но я знаю, каково это – быть использованной и брошенной. Особенно когда весь универ обсуждает твою личную жизнь.
Я отвернулась, не желая, чтобы она видела, как дрожат мои губы.
– Мне пора, – сказала Лида после неловкой паузы. – Просто… не позволяй им сломить тебя, хорошо? Ты заслуживаешь большего.
Лида ушла, а я осталась стоять, пораженная ее словами. Они попали в самое сердце не потому, что были злыми или жестокими, а потому что озвучили все то, чего я боялась больше всего.
Сползла по стенке на пол, обхватив колени руками. Не буду плакать. Не буду. Но слезы уже текли по щекам, горячие и злые, и я ничего не могла с этим поделать.
Лида права. Такие, как Роман и Егор, не могли серьезно увлечься мной. Я была лишь развлечением. Игрушкой. Тем, чем и считали – выигрышем в карты.
Телефон снова зажужжал. Я потянулась, взяла его в руки. Сообщение от неизвестного номера:
«Юля, привет. Это Саша Ваганов. Нам нужно поговорить. Это важно. Встретимся?»
Я нахмурилась, перечитывая сообщение. Зачем Саше со мной разговаривать? После всего, что произошло?
Но любопытство взяло верх. Может быть, он хочет рассказать о своей лжи? Или знает что-то, чего не знаю я?
«О чем?» – набрала коротко.
«Лично. Есть информация, которая тебе пригодится. Обещаю, не пожалеешь».
Я колебалась. Разумная часть меня кричала, что не стоит доверять Саше. Но другая часть – та, которая отчаянно хотела объяснений, понимания – толкала к согласию.
«Где и когда?»
«Старая кофейня на Речной. Сегодня в 19:00. Не опаздывай».
Я посмотрела на часы – 16:30. Есть время привести себя в порядок и обдумать все еще раз.
***
Старая кофейня на Речной была тихим, полупустым местом, где никогда не бывало слишком много народу. Я нашла ее без труда – одинокое здание на берегу реки, с потертой вывеской и тусклым светом в окнах.
Внутри пахло кофе и корицей, негромко играла музыка. За столиками сидело всего несколько человек, все были увлечены своими делами.
Саша уже ждал за столиком в углу. Когда я вошла, он помахал рукой, приглашая присоединиться.
– Привет, – сказал он, когда я села напротив. – Спасибо, что пришла.
Я не ответила, просто внимательно посмотрела на него, ожидая объяснений.
– Будешь что-нибудь? – он указал на меню. – Здесь неплохой кофе.
– Давай сразу к делу, – сказала я устало. – Зачем ты хотел встретиться?
Саша вздохнул, опустил глаза.
– Я хотел извиниться. За то, что наговорил тебе неправду.
– О чем именно? – я напряглась.
– О сделке, – он поднял на меня взгляд. – Не было никакой сделки за долг. Терехов никогда не говорил «отдай мне свою девчонку».