Так начался эпический рейд русской кавалерии, выбравшей конечной точкой так называемый «немецкий угол», город Кобленц у впадения Мозеля в Рейн. Петров рассудил, что выше по течению, в отрогах рейнских гор, его кавалерии не развернуться, а поэтому предпочел равнины трирского курфюршества. И не прогадал. Переход через владения мелких князьков в тюрингских землях прошел без эксцессов. Не считать же проблемой парочку повешенных имперских рыцарей, вздумавших качать права и что-то оравших о суверенитете? Потом пошли гессенские земли, где русских встречали с восторгом, а мелкие французские гарнизоны тут же задирали лапки кверху. В Кобленце вообще, что называется, поперло! Первая Конная переправилась через Рейн, наскоро возведя хлипкий наплавной мост, и обнаружила десятки французских и зафрахтованных судов, ждавших своей очереди на разгрузку на противоположном берегу или возможности подняться ближе к Касселю по реке Лан, временно скованной льдом. Огромная добыча и мощный удар в спину армии Сен-Жермена — ее боеспособность сразу резко упала!
Трирский курфюрст, архиепископ Клеменс Венцлав Саксонский, большой любитель рислинга и милейший человек, чуть не плакал от произвола Петрова.
— Я этого так не оставлю! — пугал он генерал-майора.
— Можете жаловаться! — ухмылялся Митька. — Император, по слухам, в Берлине.
— Не думайте, что я побоюсь к нему поехать!
— Скатертью дорога! Казачков дать для эскорта?
Архиепископ от казаков отказался, взял свою охрану и отбыл на северо-восток. Петров занялся устройством наблюдательных постов и батарей на левом берегу Среднего Рейна — чутье ему подсказывало, что не пройдет много времени, как французская армия побежит домой. В том, что царь наподдает как следует лягушатникам, он не сомневался. Генерал-майор знал, что Петр Федорович числит его в своих любимчиках, и очень не хотел лишиться сего положения. Но он и представить не мог, что появление Первой Конной всколыхнет народы к западу от Рейна, и в первую очередь, австрийские Южные Нидерланды.
Эти земли, населенные валлонами, французами, немцами и голландцами, Брабант, Люксембург, Фландрию, Лимбург и другие графства очень быстро охватили волнения. Первым толчком антиавстрийских выступлений стали известия о падении Вены, гибели Марии-Терезии и отречении императора Иосифа II. Появление русских в 35 лье от Льежа прибавило смелости местным патриотам. В городе Бреда был создан революционный комитет, в Льеже власть захватили радикалы, изгнавшие князя-епископа, в Генте развернулись уличные бои, в Брюсселе началось массовое дезертирство австрийских солдат. Не прошло и недели, как Генеральные Штаты, брабантский парламент, объявили о низложении власти наместника и об образовании Батавской республики. Ее лидером стал Ван дер Ноот, глава партии государственников. Он поднял над Брюсселем революционный красно-черно-желтый флаг и отправил генерал-майору Петрову и царю Петру III письма с просьбой о поддержке. Священная Римская империя окончательно затрещала по швам.
* * *
Съехались ко мне в Берлин курфюрсты кто с чем — с деньгами, с обещаниями, с просьбами, с жалобами, с мольбами. А я как тот медведь: сунул руку в колоду — и мед бросить жалко, и пчелы за нежные места кусают. Ну и пошел махать лапой, имея за спиной выстроившуюся роту ветеранов со страшенными мордами в шрамах и примкнутыми штыками.
— Конец Священной Римской империи, отжила свое — у нас новый век на носу! — гремел я на весь парадный зал Шарлоттенбурга.
Князья-выборщики ахнули и разом поскучнели.
— Вот вам акт о медиатизации. Княжества, графства, имперские и вольные города упраздняются, мелочь всю убираем, были курфюршества и триста не пойми каких суверенов — появятся королевства и республики. Светская власть церковников упраздняется, их земельные владения подлежат секуляризации.
Архиепископы побледнели, задрожали, зарыдали, беспрерывно крестясь и поминая всех святых — ландграфы и князья потянулись за «морковкой» с видом бедного нахлебника, внезапно получившего наследство от богатого дядюшки. Тут же бросились к большой карте Германии на стене зала приемов и, отталкивая друг друга, начали спорить кому что достанется.
— Вюртемберг!
— Саксония!
— Бавария!
— Баден!
Они выкрикивали названия будущих королевств и искоса, с недоверием и даже со злобой смотрели друг на друга, кое-кто принялся толкаться пузами, лишь один Август Саксонский печально стоял в уголке и ждал моего приговора, наивно мечтая, что русские оккупанты исчезнут в дымке своих азиатских степей и все вернется на круги своя…
— В отношении границ будущих королевств проведете широкий плебисцит, — озадачил я курфюрстов, тут же начавших подсчитывать свои финансы, коими они располагали для проведения голосования.
— Но прежде организуете у себя всесословные выборы, которые определят дальнейшую судьбу ваших монархий — сохранится ли она в ограниченном виде или ее сменит республика. И примите законы, аналогичные моим, русским. Те, для которых все равно, кто преступник, ответчик или истец — князь, граф, генерал или простой фермер.
Вот тут к стонам клириков присоединились жалобные вопли светских монархов — далеко не все были уверены, что сохранят корону на голове, а принятие конституций казалось актом под названием «серпом по известному месту»!
— Не понял! — нахмурился я. — Вам что-то не по нраву? Хорошо, завтра мои войска займут ваши земли и выгребут из них все подчистую в виде контрибуций и конфискаций. Вы долго после этого сохраните хоть каплю своих богатств, свои дворцы? И свою жизнь?
Князья-выборщики призадумались, в глазах наиболее отпетых все еще сквозило несогласие, но умные тут же сообразили, чем пахнут мои слова. И зачем в углу по моему приказу повесили плакат с изображением гильотины-карнифакса.
— А что будет с Францией и Испанией? — пискнул кто-то из толпы и его поддержал согласный гул. Общее настроение этих прожженных интриганов недвусмысленно свидетельствовало: они не сомневаются в моей победе.
— Судьбу Франции решит народ Франции, а судьбу Испании — народ Испании, — отрубил я и загадочно добавил. — А чтобы им легче думалось, пора выпускать «Кракена».
Курфюрсты недоуменно переглянулись, а я радостно оскалился: им и невдомек, что так Шешковский с моей подачи окрестил операцию по дестабилизации обстановки в самом крепком королевстве Европы. Оно у нас военные секреты ворует, а мы почти два года готовили для него революцию!
* * *
К началу 1776-го года Королевская площадь лишилась многих знаменитых жильцов, перебравшихся в квартал Фобур Сен-Жермен, но не утратила своего шарма (2). Ее по-прежнему украшала бронзовая конная статуя Людовика XIII, а красно-кирпичные особняки с отделкой белым камнем из Вогезских гор получили вторую жизнь, превратившись в доходные дома. Небольшую квартиру на первом