— Мы останемся в Египте, чтобы продолжать работать вместе с Рикардо и Абдуллой. — Он ласково посмотрел на меня, и я положила голову ему на плечо.
— Я нанесу вам визит после медового месяца, чтобы заручиться поддержкой фирмана на весь следующий год, — сказала я. — Полагаю, мы смотрим в сторону пирамид.
Месье Масперо побледнел, а я рассмеялась.
УИТ
Утреннее солнце освещало поверхность моего рабочего стола. За одним из многочисленных окон моей лаборатории на многие километры вперед простирался Нил, на водах которого покачивались дахабии и фелюки. Из сада доносился голос Инез, когда она звала наших непослушных котов, Архимеда и Мемфиса. Они ненавидели, когда им указывали, что делать.
Точь-в-точь как моя жена.
Я заставил себя вернуться к Хризопеи Клеопатры, посмотрев на Уроборос — змею, поглощающую саму себя. Рядом с трактатом лежали стопки книг по химии и тексты древних алхимиков, которые до меня пытались достичь невозможного.
Но в этом и таилась магия алхимии.
Превращение одного элемента в другой.
Медь в серебро.
Свинец в золото.
Но в настоящее время я практиковал основные принципы алхимии на обычной траве. Я повторял себе под нос три философские идеи37.
Сера38 (масло). Ртуть39 (спирт). Соль40 (щелочь).
Также известны тем, что они воплощают: сера — душа, ртуть — дух, соль — тело.
Я смахнул базилик, который Инез собрала утром в нашем саду, в неглубокую миску, освобождая пространство, чтобы завершить три основные стадии. Сначала — разделение, затем — очищение, и, наконец, — соединение этих сущностей в новое гармоничное вещество.
Если всё сделать правильно, эту процедуру можно будет применить к свинцу — и, теоретически, получить золото.
Я уставился на колбу, в которую поместил горсть мелко нарезанного свежего базилика и полстакана воды, чтобы приготовить пасту. Осторожно я подал пар, наблюдая, как раскалённые испарения поднимаются в конденсатор. На поверхности воды образовалась маслянистая плёнка — материальный принцип серы, иначе говоря, душа растения.
Первое разделение завершено.
Теперь растению предстояло забродить — процесс, который займёт несколько долгих часов. Смех Инез проник в комнату сквозь открытое окно. Она всё ещё была в саду, пыталась поймать проклятых кошек. Я улыбнулся и вышел из своей импровизированной лаборатории.
Я точно знал, как хочу провести это время.
Была глубокая ночь, и я снова оказался в лаборатории. Я оставил спящую Инез — невыносимо не хотелось покидать нашу постель, — но нутром чувствовал: я близок к разгадке Хризопеи Клеопатры.
Как и планировалось, базилик перебродил — или, как сказал бы настоящий алхимик, растение умерло. В нём больше не осталось жизненной силы. Я дистиллировал водянистую кашицу, пока та не превратилась в спирт, явив дух растения.
Разделение эссенций завершено.
Остался последний этап — очищение. Я аккуратно вытер базилик тканью, избавляя его от лишней влаги, затем поджёг. Он сгорел, оставив после себя серый пепел. Я улыбнулся, руки дрожали от возбуждения. Это было лучше полной фляги моего любимого виски. Я осторожно пересыпал пепел обратно в колбу с водой, и после энергичного помешивания он сразу же растворился. Затем я процедил жидкость — после испарения из неё должна была кристаллизоваться белая соль.
Тело растения.
Оставалось лишь соединить, или, как говорили алхимики, воскресить, все три начала, чтобы завершить процесс. Позже я пересыплю соль в аптекарскую склянку, добавлю туда серу, а затем ртуть.
Это будет мой первый эликсир.
Мой взгляд скользнул к свинцу, лежащему на рабочем столе. Мне предстояло пройти тот же путь, те же этапы, чтобы превратить его в золото. Я подошёл к Хризопее Клеопатры, запоминая каждую строку, и, когда утренний свет проник в комнату, я приступил к благородному искусству.
Мои глаза упали на крошечный кусочек золота на круглой тарелке, мерцающий в солнечном свете.
Я совершил невозможное.
Значит ли это, что я алхимик? Я покачал головой, чувствуя лёгкое головокружение, и задумался, как сказать жене, что смогу вернуть состояние, которое украл у неё. Алхимический трактат лежал передо мной, и я в последний раз внимательно взглянул на него. Я знал наизусть каждую строку, каждый рисунок, каждый символ.
Теперь, когда я понимал его, нужно было решить, что с этим делать. Я не мог себе позволить хранить что-то столь ценное и столь опасное рядом с Инез. Хризопея Клеопатры заслуживала защиты, безопасности, вдали от тех, кто мог бы использовать её во зло.
Я знал лишь одного человека, который смог бы понять, что делать с этим трактатом.
— Уит? — послышался голос Инез. Она приоткрыла дверь, слегка постучав по ней, в своих руках она держала Мемфиса. Тот с недовольным видом смотрел на свой способ передвижения. — Ты в порядке?
Я поднял глаза, моргая, всё ещё немного дезориентированный.
— Я в порядке?
Она вошла в комнату, с любопытством оглядывая стол, заставленный колбами и стеклянными бутылочками, мои любимые книги по химии и стопки бумаг, исписанные десятками моих заметок. Ее волосы украшала белая роза, и сладкий аромат доносился до меня, когда я улыбнулся ей в ответ. Я посадил в нашем саду несколько кустов роз специально для неё, и с тех пор мог быть уверен, что наткнусь на цветы в самых неожиданных местах нашего дома — спрятанные между страниц моих любимых книг, вложенные в рамки для фотографий или аккуратно положенные на наши обеденные тарелки. Мемфис потянулся к мензурке, но Инез вовремя повернулась и предотвратила беду.
— Нет-нет, мой дорогой, — ласково сказала она. — Мы не должны разрушать эксперименты лорда Сомерсета.
— Лорда… —
— Уже двое суток подряд ты проводишь всё свободное время в этой комнате, — перебила меня Инез. — Не думала, что ты будешь так много работать в медовый месяц. — Она нахмурилась, вздернула аккуратно носик и понюхала воздух. — Запах странный. Чем ты занимался?
Я встал, слегка покачиваясь и чувствуя лёгкое головокружение. Я сделал золото. Золото. Она посмотрела на меня с тревогой, но я улыбнулся и притянул её к себе, поцеловав в щёку, в висок, в волосы. Лепестки роз приятно щекотали мой нос.
— Давай позавтракаем, и я все тебе расскажу.
— Время ужина, — мягко поправила она.
— Тогда поужинаем, — ответил я. Наклонился, подложил руку под её колени и поднял жену — и проклятого кота — на руки. Она взвизгнула, а Мемфис выскочил из её объятий с нетерпеливым шипением.
— Можем ли мы пригласить Абдуллу поесть с нами? — спросил я. — У меня есть кое-что, что принадлежит ему. Мы будем праздновать.
— Да, я пошлю приглашение с Каримом, — сказала Инез, подняв брови. — Что именно мы празднуем?
Я наклонился и поцеловал её сначала один