Иван Ярославович вздохнул:
— Придется потерпеть!
И мы пошли вниз, в холл, ждать директора.
* * *
Как выяснилось, кто-то вогнал моего будущего соседа в стазис. Эдакое локальное состояние безвременья. И никакого больше вреда не нанес, ничего из комнаты не украл, никаких следов не оставил. Преподы бегали, как наскипидаренные, остроухого парня утащили в медблок к Боткиной, меня тысячу раз, кажется, спросили об обстоятельствах дела, и всем я отвечал одно и то же: пришел, увидел — стоит, побежал за помощью. А что я еще мог ответить?
В общем — скучно. Интересно было только одно — тот седой дядька, директор, он обмолвился про меня как-то в сторону:
— И ментально не проверишь, защиту ставил кто-то очень мощный… Как бы не САМ!
Тут меня осенило: вот почему Руслан Королев не стал настоящим попаданцем! Защита какого-то САМОГО помешала! Она отбила такую атаку на мое сознание! А почему она вообще стала возможной? Да потому, что я на секунду жить не захотел, когда увидел, что Кулага инициировался. Противно мне стало и мерзко от вселенской несправедливости. Я где-то читал, что попаданцы как раз вселяются в тех, из кого дух выбили, в смысле — в коме там, или еще что-то подобное. А еще — в парасуицидников, кому жизнь не дорога, а я на какую-то секунду под эту категорию подошел. И самая дичь заключалась в том, что справедливость-то, выходит, есть! Боженька работает!
Вот он я — пустоцвет-телекинетик!
Так или иначе — и тут мой папаша подсуетился, уберег сыночка. Надо будет ему в ножки поклониться, перед тем как по лицу надавать! Он вообще молодец, этот отец. Сказочный молодец просто. Вот и в колледж меня пристроил. А я бы лучше в земщину поехал, на книжный магазин свой зарабатывать. В конце концов, у меня есть мечта!
— Пойдем ужинать? — спросил Иван Ярославович.
Я и не сообразил, что уже время ужина! Кстати, столовка у них тут тоже — мечта! Система «свейский стол» называется: куча разных блюд, одних котлет три вида и других мясных закусок — еще четыре! И гарниров — четыре: макароны, гречка, картошка, перловка. И салаты — тоже три вида. И брать можно сколько хочешь добавки! Я три раза переспрашивал у соцпеда Кузевича, и он все три раза подтвердил: есть можно до отвала.
Я нажрался, как свинья, если честно. В меня просто больше не лезло, а так я бы еще жареных куриных колбасок попробовал. Я сидел и отдувался за столом, и цедил компот сквозь зубы, чтобы ягоды в рот не попали — не люблю все эти лохмотья из компота, хотя они тут, наверное, тоже вкусные. В общем — цедил, пока опять не пришел Иван Ярославович:
— Все, можешь идти в комнату, эфир почистили уже, там безопасно. Поисками злоумышленника занимается специальная комиссия преподавателей, мы установим на этажах ночное дежурство из опытных студентов и преподавателей, так что вы будете в безопасности, не переживайте…
— А я и не переживаю, — сказал я. — А простыни чистые где взять?
Простыни тут тоже были загляденье — крахмальные, отутюженные, белоснежные! Мне после обильного ужина едва сил хватило, чтобы кровать застелить и рухнуть на нее. Свободна была только одна, у окна, и это место в интернате считалось престижным, а тут — не занято! Не знают местные жизни, опредленно… Кстати, интересно: а кто мой второй сосед?
Додумать эту мысль я не успел, просто провалился в сон, несмотря на то, что на часах показывало что-то около восьми часов вечера. Определенно — мой организм и несчастный мозг требовали отдыха, так что я проспал часов двенадцать без видений и сновидений.
И это был лучший сон в моей жизни, определенно.
* * *
— … шуруповерт дай мне, — проговорил Дмитрич. — И два самореза.
Было жарко, потно, душно, тенниска прилипла к спине, а от Дмитрича несло перегаром и дешевым табачищем. Но деваться было некуда: шкаф-купе нужно было собрать к утру, потому как клиенты въезжали через пару дней, а мы и так затянули с фурниторой — пока прислали итальянскую, через Казахстан, пока она нам в руки попала — уже все сроки горели.
Сборка мебели — дело не слишком сложное, но требующее терпения и аккуратности. И опыта. За опыт отвечал Дмитрич, за все остальное — я, потому что не пил.
— Вж-ж-ж-ж! — саморез вошел в плиту ЛДСП, прижимая хитрые телескопические полозья. — Вж-ж-ж!
На коробочке от крепежей можно было увидеть логотип РМЗ, и это внушало некоторый оптимизм — на Речицком метизном говна не делают, это каждый мебельщик знает, держаться будет нормально.
— Давай сюда ящик! — дохнул перегаром Дмитрич. — Ща-а-а поставим.
— А чего ручка внутри? — удивился я, глядя на шуфлядку, внутри которой имелась самая натуральная блестящая итальянская ручка.
— Что? — старший товарищ выхватил у меня из рук ящик и глубокомысленно изрек: — Твою мать! Все херня, Русик. Давай заново!
* * *
Я фактически взмыл над кроватью от внезапного прилива бодрости, просто подпрыгнул до потолка, как конвертоплан вертикального взлета и посадки, и уже в полете увидал лысого Розена, который стоял посреди комнаты и ни единой вменяемой эмоции на его лице прочесть было нельзя.
Приземлившись на ноги, я вытаращился на студента-целителя и спросил:
— И что это за дичь только что была?
— Силен ты спать, Титов! — сказал он. — Завтрак проспал. Не положено!
— Завтрак проспал⁈ — простонал я. — А завтрак у вас тоже — свейский стол? Да? Ну, я лошара! Дерьмище!
Штука была в том, что, проснувшись в семь, я решил самую чуточку полазить по Библиотеке и еще разок заглянуть в железный шкаф с жизнью Руслана Королева. Получается, теперь я знаю, что ЛДСП — это ламинированная древесно-стружечная плита, а РМЗ — Речицкий метизный завод, на котором делают метизы, то есть — крепеж: болты, гвозди, саморезы, шурупы и все такое прочее. Наверное, я теперь даже умею собирать мебель, потому что Королев сначала работал сборщиком, а потом открыл свое дело по изготовлению и сборке кухонь, шкафов, кроватей и всего такого прочего — и шарил в этом крепко. Конечно, мне достались только фрагменты его памяти, но… Можно было зачесть это в плюс, потому как что-то там починить-подкрутить — это всякому мужику уметь полезно.
А в минус можно было зачесть… А точнее — вычесть! Вычесть обильный завтрак.