— Александр Иванович, — Борисевич остановился и посмотрел на меня из-под насупленных бровей. — Мальчику восемь лет. В восемь лет максимум, что можно знать — это таблицу умножения и где мама, то есть сестра прячет конфеты. Я в его возрасте верил, что дети появляются из капусты, а звезды — это дырки в небе!
— Ну, технически звезды действительно можно считать дырками в пространственно-временном континууме, через которые… — начал было я, но осекся под тяжелым взглядом губернатора.
— Вы меня поняли, мой друг, — буркнул Борисевич.
Мы продолжили движение по коридору, и я невольно прислушивался к снова постепенно разгоравшемуся спору адмиралов. Хромцова настаивала на активной обороне всех ключевых точек, Пегов упрямо гнул линию концентрации у столицы, Гревс пытался найти компромисс, предлагая какие-то полумеры, а Зимина молчала, явно обдумывая ситуацию.
— … это самоубийство! — донесся голос высокий вице-адмирала Пегова. — Разделить и без того ограниченные силы?
— А отдать девяносто процентов системы без боя — это что? — парировала Агриппина Ивановна. — Ваш стратегический гений?
— Лучше контролировать часть, чем потерять все! — не сдавался Арсений Павлович.
— Философия проигравших как она есть! — отрезала Хромцова, презрительно отмахнувшись от своего коллеги.
Я покачал головой. Они могли спорить так часами, а у нас было меньше десяти.
— Эх, Александр Иванович, — Борисевич понизил голос до заговорщического шепота, хотя в пустом коридоре нас никто не мог подслушать. — Я вас немного знаю. Вы из тех, кто всегда находит выход. Помните Херсонес? Все думали — конец, капут, финита ля комедия, а вы — раз! — и вытащили нас прямо из пасти самого Коннора Дэвиса.
— Это было проще, — признался я, вспоминая ту операцию. — Там был ясный враг и ясная цель: схватить вас троих и удрать, пока тот не спохватился. А здесь…
— А здесь враг на подходе, а мы как лебедь, рак и щука из старой басни, — закончил губернатор, вздохнув так тяжело, что, казалось, выдохнул половину атмосферы планеты. — Найдите решение, голубчик. Найдите быстро. Пока эти, — он кивнул на спорящих дивизионных адмиралов, — не передрались окончательно. Или пока первый министр Граус не решил все за нас. Что, честно говоря, произойдет быстрее.
Я молча кивнул, погружаясь в собственные размышления. Что-то во всей этой ситуации было не так. Фундаментально не так. Не в стиле императора Ивана принимать настолько нелогичные решения. Мальчик за то время, как я его знаю, всегда демонстрировал удивительную для своего возраста рассудительность. Да и сейчас его вопросы во время моего доклада были точными и по существу. Так почему?
Стоп. А что если решение принимал не он?
Эта мысль ударила меня как протонная торпеда. Конечно! Иван — ребенок, пусть и не по годам развитый. У него в этой ситуации вполне могли быть советники. Вопрос — кто именно посоветовал ему принять такое катастрофическое решение практически о бездействии?
Я мысленно начал перебирать возможных кандидатов, методично анализируя каждого и повернувшись к ковыляющему рядом новоиспеченному губернатору.
Борисевич? Исключено категорически. Генерал был прямолинеен как рельс на магнитной подушке, хитрость и интриги — не его стихия. Он мог часами рассказывать солдатские байки, пить как лошадь и материться как боцман, но плести интриги? Скорее адмирал Дессе станет пацифистом. К тому же его реакция была абсолютно искренней — такое удивление не подделаешь.
Таисия? Моя давняя… как ее назвать? Подруга? Больше, чем подруга? Женщина, с которой нас связывают сложные отношения, балансирующие где-то между дружбой и чем-то большим? В любом случае, княжна всеми руками поддержала бы мое назначение. Я слишком хорошо ее знаю — Тася прямолинейна в своих симпатиях и антипатиях. Если бы она могла повлиять на решение брата, я бы сейчас примерял лавры главнокомандующего. К тому же я видел ее лицо, когда император огласил свое решение — челюсть княжны отвисла так, что туда можно было загнать эскадрилью истребителей. Нет, она была шокирована не меньше меня.
Кто еще входит в ближний круг императора? Новый начальник охраны? Нет, это чистый служака, политика — не его сфера. Министры и сановники? Большинство из них остались в столице или погибли во время переворота.
Оставался один кандидат. Густав Адольфович Гинце.
Профессор, который за последние недели изменился до неузнаваемости. Человек, внезапно ставший советником императора и исполняющим обязанности министра финансов. Человек, тратящий миллионы на мраморные дворцы в разгар войны.
Я знал старика уже несколько лет. Густав Адольфович был блестящим ученым, немного рассеянным, немного скуповатым, но верным товарищем. Человек, который мог забыть поесть, увлекшись расчетами, но никогда не забывал прийти на помощь. Его изобретения десятки раз спасали мою шкуру и мой корабль. Модификатор щитов, который позволил «Одинокому» выдержать залп целой эскадры. Усилитель двигателей, благодаря которому крейсер считался самым скоростным в Черноморском космофлоте. Наконец, технология «хамелеон»…
Но после того, как он вживил себе нейрочип собственной же разработки…
Изменения были разительными. Словно подменили человека. Из милого чудака-профессора, который мог полчаса искать очки на собственной голове, Гинце превратился в хладнокровного стратега и политикана. Его решения стали математически выверенными, речь — отточенной как лезвие, а в глазах появился холодный расчет. Раньше он мог спорить со мной о красоте математических формул, теперь говорил только об их эффективности.
Густав Адольфович утверждал, что чип просто «оптимизирует мыслительные процессы», убирает «ненужный шум» и позволяет «принимать решения на основе чистой логики».