«Ариадна» шла прямо в борт «2525», нацелив свой заостренный нос туда, где обшивка крейсера Пападакиса была особенно уязвима. Столкновение на такой скорости могло быть катастрофическим для обоих кораблей, но особенно для «2525».
И вдруг, когда до столкновения оставались считанные секунды, мы увидели, как «Ариадна» совершила резкий маневр, который казался физически невозможным. Рубан активировал все маневровые двигатели по левому борту своего крейсера одновременно, на полной мощности, заставив его отклониться от курса под углом, превышающим проектные возможности корабля.
— Невероятно! — выдохнул Аристарх Петрович Жила. — Он буквально выжимает из корабля невозможное!
Корпус «Ариадны» напрягся от колоссальной перегрузки, металл заскрипел, некоторые внешние панели обшивки отлетели в космос, не выдержав напряжения. Но маневр сработал — Рубан сумел увести свой корабль от прямого столкновения с «2525».
Однако цена этого решения была ужасающей. Теперь «Ариадна» несла прямиком в конструкции грузового пирса — массивного комплекса, используемого для перегрузки контейнеров с транспортников на орбитальные станции. Многоярусное сооружение из сверхпрочных сплавов и композитных материалов представляло собой смертельную угрозу для корабля, движущегося с такой скоростью.
— Лёва! — закричал Пападакис по связи, его лицо выражало теперь не панику, а искренний ужас за товарища. — Уходи от пирса! Маневрируй!
— Не успеваю, — спокойно ответил Рубан, и в его голосе чувствовалась странная, почти фаталистическая отрешенность.
На мостике «Ариадны» офицеры спешно активировали все доступные защитные системы, готовясь к удару. Рубан отдавал четкие, спокойные приказы, словно происходящее было обычной тренировкой, а не смертельно опасной ситуацией.
— Всем на посадочные места! — скомандовал он. — Запустить протоколы аварийной декомпрессии!
Его собственное кресло активировало защитные фиксаторы, но Рубан не успел пристегнуться полностью.
— Столкновение через пять секунд! — крикнул офицер навигации. — Четыре… три…
Мы затаили дыхание, наблюдая за неумолимым сближением корабля и пирса. «Ариадна» врезалась в грузовой пирс на скорости, значительно сниженной благодаря аварийному торможению, но все еще достаточной, чтобы причинить катастрофические повреждения.
Момент столкновения был ужасающим. Заостренный нос крейсера вонзился в металлические конструкции пирса, словно гигантский гарпун. Произошла серия мощных взрывов — сначала детонировали внешние топливные баки «Ариадны», затем сработали аварийные системы пирса, пытающиеся локализовать повреждения. Яркая вспышка на мгновение ослепила все камеры наблюдения.
Когда изображение восстановилось, мы увидели картину разрушения, от которой перехватывало дыхание. Нос «Ариадны» был полностью смят, первые тридцать метров корабля превратились в искореженную массу металла. Грузовой пирс тоже сильно пострадал — его центральная секция была разрушена, и теперь из разломов вырывались потоки воздуха и воды, мгновенно превращавшиеся в космосе в причудливые кристаллические облака.
Не успевший закрепиться в кресле, лейтенант Рубан был выброшен вперед силой инерции. Его тело, словно снаряд, пролетело через мостик и ударилось о приборную панель навигационной системы. Удар был настолько сильным, что стальные конструкции панели прогнулись внутрь, а защитный экран разлетелся на осколки. Мы видели, как молодой офицер обмяк, а вокруг его головы расплылось красное пятно.
— Командир ранен! — закричал офицер с мостика «Ариадны» по открытому каналу связи. — Критическая ситуация! Нужна немедленная медицинская помощь!
Двое членов экипажа бросились к своему командиру. Они осторожно перевернули лейтенанта — его лицо было залито кровью, из глубокой раны на виске сочилась темная струйка, глаза закрыты, конечности безжизненно повисли. Корабельный врач, проложивший себе путь через обломки на мостик, быстро осмотрел раненого.
— Критическое состояние, — диагностировал он. — Тяжелая черепно-мозговая травма, множественные переломы, возможны внутренние повреждения. Шансы… — он замялся, но потом профессиональный долг взял верх над тактичностью, — шансы пятьдесят на пятьдесят, и это в лучшем случае. Нужно немедленно доставить его в медблок.
На аэроносилках Лёву Рубана унесли с мостика. Управление «Ариадной» принял старший помощник. Все это время Пападакис, потрясенный самопожертвованием Лёвы. Впервые за всё время Пападакис зауважал лейтенанта Рубана. Парень, которого он всё это время высмеивал и принижал, только что пожертвовал собой, чтобы спасти его корабль.
— Давай за «Сивучем»! — приказал Айк своему рулевому, и его голос звучал необычно тихо, словно все его бравада и напористость исчезли, уступив место чему-то более глубокому. — Не дайте ему уйти. Смотрите, у него сопла полетели!
Оказывается перед тем, как вылететь из кресла Лёва успел отдать приказ об ударе ракетами по убегающему «Сивучу». Восемь сияющих точек сорвались с направляющих «Ариадны» и устремились к своей цели. Глазов, заметив угрозу, попытался маневрировать, но пространство для маневра было ограничено конструкциями промышленного комплекса.
Шесть ракет, лишенные возможности корректировать курс из-за помех от промышленного модуля, врезались в его металлические конструкции, вызвав серию мощных взрывов, осветивших космос яркими вспышками. Но две оставшиеся, словно направляемые невидимой рукой, сумели преодолеть все препятствия и с хирургической точностью поразили сопла силовых установок «Сивуча».
Эффект был мгновенным и разрушительным. Внутри двигательных отсеков вражеского крейсера произошло каскадное разрушение энергетической системы. Сопла, через которые выбрасывался интарий, раскололись, выпуская в космос сияющие потоки энергии, быстро затухающие в вакууме. Крейсер содрогнулся, потерял курс и начал беспорядочное вращение вокруг своей оси.
— «Сивуч» обездвижен! — воскликнул офицер систем наблюдения. — Прямое попадание в двигательные системы! Он потерял ход!
На тактическом дисплее мы видели, как красная точка, обозначающая крейсер кавторанга Глазова, перестала двигаться целенаправленно и теперь лишь медленно дрейфовала в пространстве, совершая неконтролируемое вращение.
Тем временем на «Афине» все следили не только за драматическими событиями с «Сивучем», но и за ситуацией с абордажем «Ростислава». Штурмовики Дорохова под руководством андроидов уже проникли на вражеский линкор, но исход операции оставался неясным.
— Сколько времени до прибытия второй группы преследователей? — спросил я офицера систем наблюдения, не отрывая взгляда от тактического дисплея.
— Двадцать минут не больше, господин контр-адмирал, — последовал ответ. — Они идут на полной скорости, прямым курсом на наше местоположение.
Я кивнул, мысленно выстраивая план действий. «Сивуч» обездвижен, «Ариадна» серьезно повреждена, судьба Рубана висит на волоске.
Пападакис вызвал «Афину» по защищенному каналу связи.
— Александр Иванович, — доложил он, когда на экране появилось мое лицо, — «Сивуч» попался, его двигательные системы уничтожены. Но лейтенант Лёва… — его голос дрогнул, и на лице проступило выражение такой искренней скорби, что я с трудом узнавал обычно циничного, самоуверенного Айка. — Он тяжело ранен. Он… он спас мой корабль, господин контр-адмирал. Ценой собственной жизни.
— Мы это видели, — кивнул я. — Его поступок был достоин