– В каком направлении двигалось судно?
– Ни в каком. Греческий пилот не стал задерживаться, чтобы не вызвать подозрения, но он сообщил, что «Таормина» встала на якорь.
– Притаилась. Притаилась, но зачем? Кстати, о скрытности: что там поделывает Джимми?
– В последний раз мы его видели, когда он таился вместе с двумя юными леди в кают-компании. Три «А» разошлись по своим каютам, предположительно, до второй половины дня. Девушки сообщают, что их поведение едва заметно изменилось. Они перестали обсуждать затруднительное положение, в котором оказались. Точнее, они перестали обсуждать что-либо вообще. Они выглядят необычайно спокойными, расслабленными и ничем не обеспокоенными, а это может означать, что они либо философски смирились с тем, что уготовила им судьба, либо же наметили себе какой-то план действий, хотя в чем он состоит, я даже представить не могу.
– Каковы ваши предположения, Винсент?
– Ставлю на план действий. Я знаю, что это всего лишь слабая догадка, но вполне возможно, что они решили отдохнуть днем потому, что не рассчитывают отдыхать ночью.
– У меня странное ощущение, что нам тоже не суждено отдохнуть сегодня ночью.
– Ага! Приступ ясновидения, сэр? Ваша несуществующая шотландская кровь требует признания.
– Когда она потребует больше, я дам вам знать. Меня по-прежнему беспокоит исчезновение Дженкинса.
Зазвонил телефон, и Тэлбот поднял трубку:
– Сообщение для адмирала из Пентагона? Несите его сюда.
Тэлбот повесил трубку и посмотрел через лобовое стекло мостика. Чтобы защитить «Ангелину» от резких порывов эвра, поднимающих четырехфутовые волны, ее поместили в безопасное место со спокойной водой между носом «Ариадны» и кормой «Килхаррана».
– Кстати, о Пентагоне. Всего лишь час назад мы сообщили им, что ожидаем полной выгрузки водородных ракет к ночи. И что мы имеем? Ветер силой в шесть баллов и фюзеляж самолета, ушедший на целый кабельтов к северо-западу. Теперь один Бог ведает, когда мы справимся с разгрузкой. Как вы думаете, стоит об этом докладывать?
– Не стоит, сэр. Президент Соединенных Штатов намного старше нас, и те жизнерадостные сообщения, которые он получает в последнее время с борта «Ариадны», не идут на пользу его сердцу.
– Полагаю, вы правы. А, Майерс, спасибо.
– Чертовски странное сообщение, если вы меня спросите, сэр. Ничего не могу понять.
– Все это послано нам во испытание.
Тэлбот подождал, пока Майерс удалится, и прочитал сообщение:
– «Кукушки в гнезде идентифицированы. Их связь с вашим щедрым другом-благодетелем неопровержимо доказана. Мои искренние поздравления адмиралу Хокинсу и офицерам „Ариадны“».
– Вот оно, признание. Наконец-то, – сказал ван Гельдер.
– Вы прибыли последним, сэр Джон, – сказал президент. – Должен сообщить вам, что мы уже решили, как поступить.
– Полагаю, это было очень трудное решение, господин президент. Возможно, самое трудное изо всех, какие вам приходилось принимать.
– Так и есть. Теперь, когда решение принято и не подлежит отмене, вас уже нельзя будет обвинить во вмешательстве в дела суверенного государства. Что бы сделали вы, сэр Джон?
– Ответ простой: именно то, что сделали вы. Никого не стал бы вводить в курс дела, кроме двух человек, которым сообщил бы, что президент отстранил их от должности на неопределенный срок до завершения расследования выдвинутых против них обвинений.
– Да чтоб вас, сэр Джон! – с жаром произнес президент. – Вместо того чтобы спать все это время, я целых два часа сражался со своей совестью – и пришел к такому же решению.
– Это было неизбежно, сэр. У вас не оставалось выбора. И я хотел бы отметить, что принимать решения достаточно легко для всех нас. Но вы, и только вы, можете отдать приказ.
– Я не оскорблю ваш интеллект, спрашивая, осознаете ли вы, что означает этот приказ?
– Прекрасно осознаю. Теперь, когда вы больше не нуждаетесь в моем мнении, я без колебаний заявляю, что поступил бы точно так же. Это смертный приговор, и то, что вам не придется приводить его в исполнение или отдавать приказ о приведении его в исполнение, не может служить никаким утешением.
Глава 9
– Проект «Манхэттен»? – переспросил адмирал Хокинс. – Что, черт возьми, это значит?
– Я не знаю, сэр, – ответил Денхольм. – Евгения тоже. Она просто услышала эти слова, когда вошла в кают-компанию. Там не было никого, кроме Андропулоса, Александра и Аристотеля. Фразу повторили дважды, и она сочла ее достаточно странной – я тоже так считаю, – чтобы передать ее мне. Когда они заметили ее присутствие, то сразу сменили тему разговора. Она сказала, что, каков бы ни был смысл этой фразы, они находили ее довольно забавной.
– Что, и даже Александр? – спросил Тэлбот.
– Юмор, сэр, нельзя назвать сильной стороной Александра. С самого момента его появления у нас на борту никто не видел его улыбающимся, и я сомневаюсь, что его вообще кто-либо видел таким. Кроме того, именно Александр обсуждал эту тему. Возможно, он не смеется над собственными шутками.
– Я знаю, что вы в курсе всяких таких вещей, Денхольм, – сказал Хокинс. – Вам это ни о чем не говорит?
– Абсолютно ни о чем, сэр. Но самая непосредственная и очевидная, слишком очевидная связь – это атомная бомба. Проект «Манхэттен» – тот самый чрезвычайно долгий, чрезвычайно сложный и чрезвычайно дорогой проект, который привел к появлению атомной бомбы. «Манхэттен» всего лишь кодовое слово. На самом деле исследования проводились в Нью-Мексико, в Неваде или где-нибудь еще. Простите, сэр, но значение и уместность этой фразы в нашей нынешней ситуации совершенно ускользают от меня.
– По крайней мере, я не одинок, – сказал Хокинс. Он взял два листка бумаги со стола в адмиральской каюте. – Эти два сообщения пришли уже после того, как мы в последний раз виделись с вами. Надеюсь, в этом случае их значение не ускользнет от вас.
– Ага! Вот это из самого Белого дома. «Оба бенефициара вашего филантропа больше не с нами. Бенефициар А попал в автокатастрофу со смертельным исходом». – Денхольм оторвался от листка. – Как, уже? Бенефициаром А, насколько я понимаю, мы можем считать либо адмирала Х, либо генерала Y. Он что, упал, прыгнул или его толкнули? – Он снова пробежался взглядом по сообщению. – А бенефициар Б просто исчез. И опять же можно предполагать, что бенефициар Б либо Х, либо Y. Как неудобно для них и как удобно для нас. – Денхольм посмотрел на Хокинса, потом на Тэлбота. – Судя по очень сдержанным формулировкам, эта новость не будет транслироваться из каждого утюга.
– Скорее всего, да, – сказал Хокинс. – Мы уже позаботились об уничтожении зашифрованного оригинала.
– В таком случае, сэр, любые предположения об их внезапной кончине бессмысленны.
– Действительно. Не только бессмысленны, но и не нужны. Они бросились на меч. Не хотелось бы показаться циничным или осуждать, но это, наверное, единственный хоть сколько-нибудь благородный поступок, который они сделали за долгое время. Что насчет второго сообщения, Денхольм?
– Оно из Ираклиона. Весьма любопытное, сэр. Из него следует, что последним портом, в который заходила «Таормина», был Тобрук. Более того, хотя судно зарегистрировано в Панаме, место его постоянного базирования – Тобрук. Это не просто интересно, это интригует, особенно если учесть, что известный филантроп, сидящий у нас в кают-компании, судя по всему, имеет немалые деловые интересы в Триполи. Это чертовски неприятно, сэр.
– Почему же?
– Потому что у нас нет ни единого свидетельства против него, не говоря уже о доказательствах.
– У меня такое чувство, – сказал Тэлбот, – что ни свидетельств, ни доказательств не потребуется. Андропулос никогда не предстанет перед судом.
Хокинс задумчиво уставился на него:
– Вы говорите это уже во второй раз, капитан. Вам доступна какая-то информация, которой нет у нас?
– Отнюдь, сэр. Возможно, я просто слепо поверил в богиню справедливости с завязанными глазами. Ну, знаете, ту даму с весами в руках. – Тэлбот улыбнулся. – А возможно, как продолжает намекать ван Гельдер, во мне есть частица шотландской крови. Родство с фейри, второе зрение и всякая подобная чепуха. О, а вот и он.
– Радиограмма от греческой разведки, – сказал ван Гельдер, протягивая адмиралу бумагу с сообщением.
– Просто скажите, что в ней, – сказал