Бруна тем временем промочила горло, сделав небольшой глоток, и вернула стакан на место.
— Однако на новом месте ведьмы не торопились делиться своими знаниями. Поселились в самом темной чаще, в самом глухом и отдаленном болоте. А потом и вовсе скрыли его от посторонних глаз. Обычный человек или маг какой слабый будет неделями ходить рядом, а тропинку заповедную не найдет. Лишь ведьма сможет обнаружить доступ в священные земли. Лишь та, которая равна им. Я себя равной никогда не считала, — мягко улыбнулась она, — но в болота собиралась. Хотела узнать, как дар свой вернуть и что делать. Хотя и страшно было. Все говорили, та, что войдет к ним, никогда не вернется назад. Навеки будет принадлежать своим сестрам. — Подавшись вперед, Бруна неожиданно призналась: — Я ведь даже котомку собрала, когда совсем невмоготу стало. А не смогла.
— Не каждая решится на такое.
Уж я-то ее понимала. Сама сбежала от семьи в неизвестность, лишь бы обрести себя настоящую.
— Меня Омир остановил.
— Омир? — переспросила я.
— Муж мой, — смущенно пояснила Бруна. — Мне двадцать два было, а ему только восемнадцать исполнилось. Молоденький совсем, но уже настоящий мужчина. Сильный, крепкий. Настоящий сын кузнеца, который с младенчества приучен к тяжелому труду. Да на него все девчата заглядывались, а он… он меня выбрал. Я ж до конца не верила, когда Омир к нам домой пришел и попросил у батюшки руки моей. Думала, шутит. Ан нет. Люба, говорит, ты мне. Жить не могу, спать не могу, своей хочу видеть.
Я не смогла удержаться от улыбки.
— И ты согласилась?
— Почти. Девять месяцев отказывалась. Злилась, кричала, даже магией пугала. На что ему такому молодому и красивому жена-ведьма? А Омир не слушал. Смотрел на меня и улыбался. Твердил, что все равно его буду. По весне и мать его ко мне пришла. Тогда-то я и сдалась. Поженились мы, трое сыновей у нас. Все нейтральные маги, — с гордостью произнесла Бруна. — Ни один темного дара не получил. И я вот думаю, может, моя в том вина? Не только себя силы лишила, но и детям судьбу поменяла.
— Судьба сама знает, кому и что давать, — возразила я и, возвращаясь к волнующей теме, поинтересовалась: — Значит, никто и никогда не возвращался из ковена?
Бруна хотела кивнуть, а потом снова замялась.
— Может, сказки то, а может, и нет… — Я терпеливо ждала, когда она наберется смелости, подыщет слова и продолжит. — Говорят, одна ведьма однажды ушла из ковена.
— Правда?
— Давно это было. Да и неправда может. Когда ведьмы поселились на болоте, тогда только-только ворота закрылись от Разлома спасаясь… до того, как навели они морок и скрылись от глаз людских, одна темная ведьма… из пришлых отказалась от сестер и ушла.
У меня невольно сбилось дыхание.
«Неужели? Не может же такого быть!».
— И что это была за ведьма? — сжимая кулаки от волнения, спросила я.
— Не знаю. Имени ее не сохранилось. Но историю ее помнят до сих пор. Ее любят девушки на посиделках рассказывать.
— И о чем же эта история?
— О любви, конечно, — улыбнулась Бруна. — О такой сильной и невероятной любви, которая способна изменить весь мир. Как одна сильная ведьма отказалась от всего и ушла вслед за тем, кого так сильно любила.
«Диана? Совпадение? Или все-таки это не она?».
Я не знала, но кое-что могла сказать точно. Для того чтобы разгадать загадку червоточин, нам обязательно нужно попасть в ковен и пообщаться с ведьмами. Они должны знать, что именно тогда случилось. За что казнили первую жену Зендена — могучего князя замка Оргух-айл.
— И никакой информации от ковена нет? Они ни с кем не общаются, ни с кем не разговаривают? Неужели ничего?
— Ничего. Закрылись в своем болоте и сидят, — вздохнула Бруна.
— И как же они там? — пробормотала я.
— Сначала сложно было. А потом, когда стали появляться первые червоточины, в болота стали ходить не только девушки, но и темные маги. Никто из ушедших так и не вернулся. Может, сгинули. А может, нашли приют за неприступными стенами темного ковена. А еще люди рассказывали, что иногда на окраинах леса находят самодельные плетеные люльки с детками. Не знаю, правда это или нет. Детки как с даром, так и без. Но те, что с даром, когда достигают четырнадцатилетия либо нейтральными, либо светлыми становятся. Выходит, из ковена выгоняют младенцев, которые не обладают темным даром.
— Но это же невозможно, — возразила я и замотала головой. — Нельзя понять, каким магом станет ребенок. Надо ждать четырнадцати лет. Лишь тогда сила покажет себя.
— Видать, получилось у них как-то. Может, сама тьма подсказывает? — Бруна вздохнула и продолжила: — Все равно странно это. Какая мать откажется от своего дитя? Даже если он не темный. Что за правила такие дикие? Разве можно разлучать мать с ребенком? — Она покачала головой. — Не понять мне этих правил… хотя… может, и врут все. Специально на ведьм наговаривают, чтобы их и дальше боялись, ненавидели и в запретные места не ходили. А от ковена и тех ведьм, что пришли к нам из империи, и следа не осталось. Погибли столетия назад, лишь память после себя оставили жуткую.
— Все может быть, — кивнула я.
Только вот внутренне чувствовала, что это не так. Жив ковен и ведьмы с магами там есть. Чистокровные, сильные. Но почему они так отгородились от мира? Почему скрываются и никого не впускают? Тут же не устраивали таких страшных гонений, как во времена Разлома. Тогда в чем причина такого затворничества? И как это связано с Дианой? И связано ли вообще?
И вставал еще один не менее важный вопрос: почему они не помогают Запределью. Не могла от них скрыться правда о червоточинах, которые уничтожают княжества. Тогда почему они остались в стороне?
Или я ошиблась, и проклятие наслала вовсе не Диана, а те ведьмы из ковена? Наслали и теперь отсиживаются в своем болоте.