Эйнштейн. Откуда ты знаешь, как звали моего отца?
Маргарита. Мы десять лет знакомы, Альберт. От кого-то услышала. Скорей всего, от тебя… На кого ты кричал во сне?
Эйнштейн. Мар, мне очень плохо, я боюсь засыпать. Меня мучает жуткий сон.
Маргарита. Что за сон… Что тебе снится?
Эйнштейн. Второй город, на который бросили бомбу, как называется? Не могу запомнить.
Маргарита. На-га-са-ки. Первую бомбу бросили на Хиросиму, вторую на Нагасаки. Написать тебе на доске?
Эйнштейн кивает.
Маргарита (подходит к доске, берет тряпку.) Можно стереть?
Эйнштейн кивает.
Маргарита стирает все с доски, мелом пишет большими буквами:
ХИРОСИМА – 6 АВГУСТА,
НАГАСАКИ – 9 АВГУСТА
Эйнштейн. А сегодня какое число?
Маргарита. Сегодня двадцать третье августа.
Эйнштейн. Вот с девятого по двадцать третье… четырнадцать суток, когда бы я ни уснул – днем, ночью, мне снится один и тот же мерзкий сон. Я стараюсь не спать, но совсем не спать я не могу.
Маргарита. Что тебе снится? Ты всегда спишь спокойно, даже чуточку улыбаешься во сне.
Эйнштейн. Летит самолет. Из самолета выпадает бомба. Медленно, на парашюте, падает. Я во сне знаю, что это атомная бомба, внизу Япония. Потом она увеличивается, крупный план, и оказывается, что внутри бомбы лежу я, голый… С одной стороны из бомбы высунулась моя голова, с летящими волосами, с другой стороны – голые волосатые ноги, в этих тапочках (показывает на тапочки на своих ногах), а внизу из корпуса торчит, извини, мой обрезанный член. Но он гораздо толще и длинней, чем в натуре. Как у лошади. При этом я внутри бомбы поначалу чувствую себя прекрасно: веселый, смеюсь, хохочу. Ты знаешь, как они назвали эти бомбы?
Маргарита качает головой – не знает.
Эйнштейн. На Хиросиму которую бросили —
«Малыш», а которую на (взглянул на доску) Нагасаки – «Толстяк». Мне снится как бы «Толстяк». Бомба падает, взрыв! Я одновременно кричу и распадаюсь, разлетаюсь на миллион мелких кусочков. Образуется огромный гриб из пыли, дыма и кусочков меня. Вдруг все исчезает, конец фильма. И тут же начинается сначала: опять бомба выпадает из самолета, летит вниз, я во сне знаю, что внизу Япония… И это каждую ночь непрерывно: кончается – начинается, кончается – начинается. (Он поднимает с пола ее плащ, относит на вешалку.) Я боюсь заснуть. Будь жив Фрейд, я бы позвонил ему, он бы посоветовал, как избавиться… Когда мой сыночек сошел с ума, ему было пятнадцать лет, я уже был женат на Эльзе. Я обратился к Фрейду, он велел немедленно класть в клинику, сам позвонил, говорил с главным врачом… Через три месяца Эдуарда отпустили домой. Но потом опять. Он и сейчас в этой клинике. Я тебе, кажется, говорил?
Маргарита качает головой – не говорил.
Эйнштейн. Ночью звонила Милева из Цюриха, разбудила. Кричала на меня… После смерти Эльзы она как бы стала снова моей женой на расстоянии. Но я был ей благодарен – оторвала от кошмарного сновидения. Мар, я сплю три-четыре часа в сутки, не больше… Я ожидал, ты сразу приедешь, после Хиросимы.
Маргарита. Альберт, честное слово, я не могла. Ужасные были дни… Я понимала, что тебе плохо…
Эйнштейн (перебивает). Не надо оправдываться. Ты здесь, это главное. Я уверен, будешь лежать рядом со мной – эта мерзость не посмеет снова присниться. Злые духи тебя боятся. Поцелуй меня.
Маргарита (делает шаг к Эйнштейну, но останавливается, ближе не подходит). Принеси зеленый таз, он на веранде, я тебе голову помою. Ты в таком виде ходил в институт?
Эйнштейн. Я никуда не ходил.
Маргарита. Сестра еще в больнице?
Эйнштейн. Она умирает. Сегодня утром, когда ты позвонила, что приедешь, ты не представляешь, как я обрадовался… я заплакал. Написал стихотворение. (Улыбается.)
Маргарита. Прочитай.
Эйнштейн. Потом.
Маргарита. Альберт, ты когда-то мне сказал, что самая большая беда в этом мире – это глупость умных людей. Прости меня, ты сейчас в этой роли. Тебе все это снится… потому что ты считаешь себя виноватым… в том, что произошло в Японии.
Эйнштейн напрягся, но молчит.
Маргарита. Ведь все было при мне, я – свидетель. Вот за этим столом (показывает на письменный стол) ты и Сцилард в октябре 1939 года писали Рузвельту письма насчет бомбы, вы боялись, что Гитлер сделает бомбу раньше… и подчинит себе весь мир. Поэтому ты настаивал, чтобы здесь быстрее начали делать. Того, что произошло сейчас с Японией, никто предположить тогда не мог. Вы были уверены, что у Гитлера будет эта бомба и надо его опередить. Ты ни в чем не виноват.
Эйнштейн. Мар, я прошу тебя, оставим сейчас эту тему. Ладно?
Маргарита. Ты скажи это себе, а не мне.
Эйнштейн. Мар, эти бомбы, к появлению которых я имею прямое отношение, уничтожили двести тысяч японцев… ни в чем не повинных…
Маргарита. Это большая беда, но ты за это никакой ответственности не несешь.
Эйнштейн (раздраженно, резко). Замолчи!
Маргарита. Я вижу, ты не рад, что я приехала?
Эйнштейн. Не рад, что рад! Я знаю, что тебе мешало приехать ко мне сразу после Хиросимы. Он живет в Нью-Йорке?
Маргарита. Кто он?
Эйнштейн. Капитан.
Маргарита. Какой капитан?
Эйнштейн. Капитан, который хромает слегка, – он уезжал из Принстона в одном купе с тобой. Небрежно мазнул глазами по моему лицу и сразу на тебя глаз положил, я видел. И ты ему ответила твоим особым взглядом – «я свободная женщина» – точно таким же взглядом ты на меня посмотрела, когда мы первый раз приехали с Эльзой к вам в Нью-Йорк… в тридцать пятом году.
Маргарита хохочет.
Эйнштейн. Хромые, они очень страстные в постели. Моя первая жена, Милева, прихрамывала… Я называл ее «неистовая сербка»…
Маргарита. Во-первых, это был не капитан, а полковник.
Эйнштейн. Не знал, что ты разбираешься в чинах американской армии…
Маргарита. Во-вторых, он не мазнул по твоему лицу, а сразу узнал тебя и растерялся. Он инженер-полковник, он знает, что такое теория относительности. Ты для него святыня, а когда он увидел, что святыня, прощаясь, запросто чмокнула меня два раз в щечку и один раз в ухо – я повернула голову в это время, и ты попал в ухо, – он все понял и относился ко мне с большим почтением, нес мою сумку, когда мы выходили из вагона. А меня встречал Конёнков, я его представила полковнику – мой муж, и ошеломленный полковник буквально убежал: в течение двух часов он увидел Эйнштейна, любовницу