Почитать не получится. Глаза сломаешь. Они мне нужны, а офтальмологов здесь нет. (Непорядок!) Так что пытаюсь писать свой Дневник. Хоть какое-то дело, кроме чесания всего тела от укусов клопов и статистического учёта численности тараканов.
«4 января 1742 года. Бранденбург. Виттенберге. Постоялый двор. Жизнь прекрасна и удивительна! Каждый день узнаю что-то новое! Виттенберге пказался меньше Ляхова, где мы с тамошними же клопами ночевали прошлой ночью, но побольше ганноверского ещё Гартова где мы обедали в полдень ещё на левом берегу Эльбы. Городок разбросан, но это не захолустная деревня. Здесь есть и старинные каменные ворота — Штайнтор, и ратуша и кирха. Этим с нами уже гордо поделился разговорчивый хозяин этих 'Трёх пескарей». В моё время (зачеркнуто трижды). Когда-то здесь будут и завод швейных машины, скажем «Зингер», и паровозное депо… Сейчас (да и потом) это граница Бранденбурга. Но даже местные делятся что звалось место когда-то Bjola Gora. Впрочем, с самого Луэнбурга (Полабенбора в девичестве) мы ехали по Венедланду — старым славянским землям. Тихую славянскую речь я даже в Ляхове слышал. В Бранденбурге же в ожидающих нас Нитцве, Ринове, Потсдаме, Берлине, Мальхове… кроме названий ничего славянского уже нет. Не ценят пока здесь догерманской истории. Может надо будет помочь? Хотя бы язык их записать, пока они все «венеды» не забыли.
Я жутко чешусь. Клопы. Приходится шнапсом прижигать места укусов. То ещё счастье. Впрочем, так дальше пойдёт, и я всерьез задумаюсь насчёт рекомендации местных о том, что лучшее средство от клопов — намазаться крысиным дерьмом. Бред, конечно. Впрочем, медицина сейчас и здесь ничем не лучше народных «рецептов». Надеюсь, у тётушки найдётся постельный шёлк. Да и бельё из него против этих тварей не помешало.
Местные прижимисто-радушные. Уважаемому графу даже личную свечу выдали. Одну. У них тут странные представления о статусе. Корфу свечи купить не удалось. Рылом не вышел. Подумаешь — барон. Ездят тут всякие… А вдруг завтра КОРОЛЬ пожалует, а свечей и нет?
Признаться, я посмеялся. Моя «королевская комната» вмещала узкую койку, таз для умывания, ведро с водой сомнительного качества, кувшин на подоконнике с местным вариантом пива и ночную вазу для естественных отходов под койкой. Даже столика не предусматривалось. Да он и не поместился бы в этом клоповнике. Тут уместились только я, узкая кровать, труба и клопы с тараканами.
Порывался написать письмо Лине. Ей, как естествоиспытательнице, полезно будет узнать мои озарения о влиянии шелка на клопов и опасности тараканов. Но после прошлого письма о таком писать пока не стоит. Не буду портить ей, надеюсь, романтическое послевкусие.Можно, конечно, Карлу Линнею написать, но сейчас не хочется писать в Швецию. Да и жуткие каракули в темноте и без столика выходят. Стыдно отправлять. Завтра напишу ещё, даст Бог свет. Вот никак не отвыкну от желания постоянно общаться. Хорошо, что я имею опыт ожидания и понимаю, что письма бывает и месяцами ходят. А не «клик-клик»… Держу себя до финиша, чтобы ничего не отправлять. Пока сочиняю в уме что-то хорошее.
Лину никогда не видел лично. Только маленький портрет. Но, в нынешние времена это уже очень много. Плюс информация, которую я собирал. Не только о ней. В конце концов, что я теряю, кроме гвардейского шарфа на шее?
А она славная. Мы обмениваемся письмами. Я не только из нужды пишу ей. Нравится с ней. Очень разносторонняя очаровательная барышня. Умна не по годам. Хороший слог. Образно пишет. Ярко. Может стране повезёт. И мне заодно.
Фике, кстати, я видел вживую. Она мне троюродной сестрой приходится. У дяди в его замке видел. На сороковинах батюшки. Мне тогда было одиннадцать, а ей десять. Все умилялись нам. «Будущая императрица» (не дай Бог) всячески старалась мне понравиться. Она мила, и чувствуется, что Бог пошутил над ней одев в юбку. Но то ли я был в шоке, то ли говорить с ней было не о чем. Не задалась беседа у нас. Беспокойный ребёнок. Пара писем за год не изменили моего мнения. Ко всему прочему я тогда подслушал как её маман говорила доченьке: «Присмотрись лучше к герцогу. Он — наследник шведской короны. В крайнем случае, он наследник Московии. Страна дикая, но большая». Может и срослось бы у нас что-то, если бы не наставление это. Да и душно как-то шее моей.
Свеча догорает. Пора заканчивать моё эпическое повествование. Не буду портить воздух ещё и удушающим дымом сгоревшего масла. Всё только начинается. Спокойной ночи, Мир. Жизнь — я люблю тебя'.
* * *
КОРОЛЕВСТВО ПРУССИЯ. БРАНДЕНБУРГ. ПОТСДАМ. ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР. 6 января 1742 года.
Мы въезжали в Потсдам, когда только-только село за горизонт солнце. Бесполезно я торопил моих попутчиков на обеде в Ретцове. На мои уговоры поспешить никто не повёлся. Все уже изрядно устали от тесных и холодных возков и дорожили каждой минутой относительного тепла и уюта. Да и начавшееся ещё первого числа «поправление здоровья» после праздника требовало поддержания высокого градуса в крови. Только я, да слуги мои, не налегали в проезжих корчмах на пиво. Но и нам пришлось пить хоть немного этого пойла, ибо «кохвию», и, тем более, чаю, нигде в пути нам как-то не подавали, а здешнюю воду пили только нищие и самоубийцы. А я ещё пожить хочу, раз уж сюда сослали.
Смотрю по сторонам.
Потсдам. Город моего детства.
Многое не так. Немецкие города мало меняются, разве что очередная война разрушит город до основания. Но, пример того же Дрездена и других показывает, что немцы упорно восстанавливают всё то же самое. Ну, плюс-минус. Потсдам просто ещё не построили. Пока не зажглись звёзды, успел отметить, что никаких памятных мне дворцов или русских изб в Александровке моего времени, нет и в помине. Фридрих Великий ещё не создал свой город.
Давно я здесь не был. Если, конечно, слово «давно» можно употребить относительно далёкого будущего.
Родился я в Свердловске, за год до Войны, но в шесть лет мы с мамой уехали сюда, в Потсдам, где отец служил в гарнизоне Крампниц в комендатуре. У отца была «бронь» и на войну не мобилизовали. Мобилизовался он сам. Добровольцем. Еле пробил свою «бронь», чтоб отпустили его на фронт. В 1943-м он-таки добился своего. Вернувшись из очередной экспедиции,