– Что за Наташа? – напряженно спросила Карина. – Опиши-ка мне её.
– Ну, красивая, рыжеволосая, эффектная девушка, – начала описывать Женька Мишину спутницу, – очень общительная, из Калинина сама, в Москву учиться перевелась, как я поняла из ее рассказов. И видно было, что они с Мишей очень тепло друг с другом общаются, давно уже знакомы явно, – добавила Женька смущенно. Впрочем, она привыкла говорить правду и не собиралась специально ничего придумывать, считая, что лучше знать все как есть, чем питаться иллюзиями.
– Так это та девка, похоже, что всё приставала к нему во время похода? – злобно сказала Карина. – Мы там в походе познакомились с компанией, когда после Калинина на водохранилище решили остановиться отдохнуть. Начали общаться вместе, так эта Наташа сразу же на Мишку глаз положила, хотя знала, что мы с ним встречаемся. Такая наглая она оказалась. Сразу начала глазки ему строить и кокетничать. И всё время втихаря про меня всякие гадости говорила и ему, и всем остальным. Это я позже уже узнала…
Женька аж поперхнулась от возмущения.
– И что, Миша поверил ей?
– Ну да, – всплеснула руками Карина, входя в роль, – это и стало последней каплей для меня, после которой я решила порвать с ним. Мало того, что не хочет заботиться и вести себя, как настоящий мужчина, так еще и верит первой попавшейся юбке и волочится за ней у меня на глазах. Зачем мне такое нужно? Он ведь с первой встречи как телёнок смотрел ей в рот. Меня это тоже разочаровало в нём очень сильно, – добавила Карина. – Что за парень будет слушать какую-то деревенскую наглую простушку из Калинина, которая способна любые гадости про людей рассказывать, а на свою девушку внимания не будет обращать? А мы ведь с ним уже к тому времени встречались несколько месяцев…
Карина ещё довольно долго и в красках расписывала Женьке те ужасы, что творила Наташа. Та была возмущена до глубины души и осуждала поведение и Наташи, и Миши.
– Вот уж никогда бы не сказала по виду, такой хорошей она мне показалась на первый взгляд, – сообщила Женька разочарованно,
– Ты смотри, если еще будете общаться, с ней ухо востро держи, – посоветовала под конец Карина. – Неизвестно вообще, что у неё в голове. А вдруг она позарится на твоего Костю? Узнает, что у твоего мужа отец генерал… Она очень расчетливая и способна на что угодно, – предупредила она Женьку Брагину.
Глава 17
Москва, Комитет партийного контроля при ЦК КПСС
Владимир Лазаревич Межуев, листая свой календарь со списком дел на сентябрь, обнаружил заметку о том, что необходимо позвонить в МГУ по поводу Ленинской стипендии для Ивлева.
Нажав кнопку селектора, он попросил Таисию Григорьевну связать его с ректором МГУ. В ожидании соединения продумал, какую манеру разговора лучше использовать. Ректор всё же человек очень уважаемый, надо постараться как-то его случайно не обидеть в разговоре.
Таисия Григорьевна справилась со своей задачей быстро, и уже через три минуты он, сняв трубку, поздоровался с Зиминым:
– Василий Эрастович, добрый день, Межуев Владимир Лазаревич беспокоит.
– Добрый день, Владимир Лазоревич!
– Тут такой вопрос у меня: есть у вас один очень талантливый студент на экономическом факультете… Павел Тарасович Ивлев, перевелся этим летом на третий курс.
– Да, да, я понимаю, о ком вы.
– Так вот, появилась у меня одна мысль по поводу этого талантливого молодого человека. Мне кажется, в силу тех его достижений, которые невозможно не заметить, в частности, я имею в виду то, что он в газете «Труд» публикует статьи, и то, что он на радио регулярно выступает, вот только недавно слышал его очередное выступление о советско-японских отношениях… В общем, с учетом этих его достижений я подумал – возможно, имеет смысл рекомендовать его на ленинскую стипендию?
До того, как он сказал про ленинскую стипендию, Василий Эрастович больше поддакивал, но тут неожиданно Зимин прервал его и взял на себя ведущую роль в разговоре:
– Владимир Лазоревич, так это уже ушедший поезд. У нас в МГУ, как и в других серьёзных вузах, принято ленинскую стипендию с начала третьего курса назначать, а сейчас у нас сентябрь уже к концу движется.
Межуев удивился и, в свою очередь, аккуратно перебил ректора:
– То есть вы хотите сказать, что поздно уже назначать ленинскую стипендию Ивлеву? Сроки прошли?
– Нет, нет, вы меня не совсем правильно поняли, Владимир Лазоревич, – успокаивающе заговорил Зимин. – Поскольку Ивлев, безусловно, относится к числу самых талантливых студентов МГУ, мы уже две недели назад на одном из первых заседаний ректората в сентябре утвердили его списком на ленинские стипендии наряду с другими кандидатами от экономического и других факультетов нашего университета. Так что вашу просьбу выполнить никак не могу – она выполнена две недели назад естественным ходом событий.
Разве что молодого человека мы об этом ещё не проинформировали, но так и не принято. Его на комсомольском собрании об этом проинформируют. Там же, кстати, и поздравят. У нас обычно декан этим занимается, чтобы как можно больше студентов об этом узнало. Сами понимаете, молодёжи нужно видеть, на кого равняться и кому стоит подражать. Так что, как говорится, и рад был бы вам помочь, но тут уже и помогать-то нечем…
– Спасибо за хорошие новости, Василий Эрастович, – сказал Межуев. – Хорошего вам дня и дальнейших успехов на вашем очень ответственном и важном посту ректора главного университета страны.
– Премного благодарен за добрые слова, Владимир Лазоревич! Знаю, что и вы на вашей очень ответственной должности делаете всё для того, чтобы наша страна хорошела и процветала.
Обменявшись взаимными любезностями на прощание, подтверждающими их дружеские и рабочие отношения, Межуев и Зимин закончили свой разговор.
Вот только Межуев, несмотря на то, что, казалось бы, услышал именно то, что хотел, был разговором этим основательно расстроен.
Это что же получается? Он предложил молодому человеку то, что ему и так бы дали… Ну вот он молодец. Так-то, конечно, когда парень узнает о том, что ему дали ленинскую стипендию,