– А я уже была в Париже, – ответила Иоханна, – с родителями в прошлом году.
Она рассказала, что там видела, про Эйфелеву башню и всё такое. Меня это не интересовало. Мне совсем не хотелось в Париж. Другое дело – слетать в Америку. Но это еще дальше, денег тем более не хватит.
Я думал о том, куда мои одноклассники ездят на каникулы – в Испанию, Швецию или еще куда-нибудь. А мы сидим здесь и пьем какао, снаружи дождь и холодный ветер.
– На прошлой неделе кто-то пытался купаться здесь в два часа ночи, – сказала Иоханна.
– О-ля-ля! – воскликнула Катинка.
– Мой папа вышел, и они его увидели…
– И что потом? – спросила Катинка.
– Убежали. В одних плавках. Их вещи здесь, но ни документов, ничего такого…
– В Париже есть одна улица, – вдруг вспомнила Катинка, – она очень широкая… Там много бутиков, но просто так туда не пускают. За вход нужно платить пять евро… Я видела по телевизору.
– Кажется, я бывала на этой улице, – сказала Иоханна.
Я восхитился, какая Катинка всё-таки умная! Как она умеет сменить тему, как будто так и надо. О ночных нарушителях порядка уже забыли. Теперь Иоханна рассказывала об отеле, в котором жила.
Через полчаса мы отправились домой. Дождь прекратился, но небо оставалось серым, таким серым!
Мы брели вдоль берега реки.
– У Моржа хороший слух, – заметил я. – Мы должны быть очень осторожны.
– Только так, – согласилась Катинка. – Но что за приключение без риска!
– Если нас поймают, будут большие неприятности.
– От родителей влетит точно.
– И всё-таки мы сделаем это.
– О-ля-ля!
Вдруг Робби остановился и показал на что-то на дорожке. Это был шмель. Он перевернулся на спину и дрыгал ногами.
– Сейчас он умрет, – сказала Катинка.
Робби заплакал.
– Лучше помочь, чтоб не мучился.
– Что? – не понял я.
– Так поступают с лошадьми, – объяснила Катинка. – Если лошадь покалечится, ее лучше застрелить. Мне Лара рассказывала, у них на конюшне была лошадь. Она не могла стоять, потому что все четыре ноги были сломаны. И ее застрелили – бах! Чтобы не мучилась.
– А со шмелем что? – спросил я.
– Наступите на него, – посоветовала Катинка.
Тут Робби заплакал еще сильнее.
– Я не могу, – сказал я.
– Я тоже, – отозвалась Катинка.
Мы, наверное, так и оставили бы беднягу лежать на дорожке. Но не Робби. Он сорвал с дерева лист и подложил под шмеля. Осторожно отнес его на обочину дорожки и спрятал в кустах. Потом оторвал еще один лист и положил сверху.
– Теперь он умрет спокойно, – сказал Робби.
И мы пошли дальше.
37
Между тем была уже середина июля. Вдруг стало припекать.
На лужайках яблоку негде было упасть. Мы с трудом находили место для нашего одеяла. Да и крем для загара приходилось наносить толстым слоем. На десятиметровой вышке теперь вечно толпились люди, поэтому я не решался туда подняться.
В бассейнах тоже стало тесно. Я вспоминал время, когда мы были здесь почти одни. Дождь барабанил по воде и дул прохладный ветер.
Иоханна с мамой уехали в Баварию навестить бабушку. Робби большую часть времени просто сидел, глазея на людей. Катинка учила французский.
– Если ты хочешь выучить французский, нужна железная воля, – сказала она. – О-ля-ля!
– Я не хочу, – ответил я.
– Тогда ты не сможешь разговаривать с французсками, когда приедешь в Париж.
– Я не хочу в Париж, – повторил я. – И потом, они называются «француженки», а не «французски».
Катинка строго посмотрела на меня.
– У меня они называются, как я их называю. «Французски» – значит «французски». Это я решаю сама.
Она опять уставилась в свою книгу. Там были нарисованы животные.
– Вот, видишь? – громко сказала Катинка. – Ссури… Оассо… Мутон и Ваш[5].
Я не понял ни слова. На лужайке стало совсем тесно, и мне захотелось уйти. Наверное, стоит заглянуть в боксерский клуб в ближайшее время.
Мужчина и женщина на соседнем одеяле спорили из-за денег.
– Найди себе работу наконец, – требовала женщина. – Я не могу вечно содержать вас обоих.
Мужчина затянулся сигаретой:
– Найду, не волнуйся, – отозвался он раздраженно.
Я подумал о папе с мамой. Они почти всегда понимали друг друга. Если родители понимают друг друга, дома всё в порядке.
– Как будет «домой» по-французски? – спросил я Катинку.
– А ля мэзон, – ответила Катинка.
– Я хочу а ля мэзон, прямо сейчас.
На обратном пути мы встретили Конрада. Он сидел на кровати под аркой и читал.
– А, это вы! – крикнул он нам.
Похоже, Конрад был рад нас видеть. Робби подбежал к нему и устроился рядом.
– Будем собирать бутылки? – спросил он.
– Нет, малыш, этим я займусь вечером. Сегодня столько людей на берегу, будет богатая добыча.
– Я тоже хочу стать собирателем бутылок, – сказал Робби. – Такая хорошая профессия!
– Ну… – Конрад как будто смутился. – Раньше у меня была другая. Я работал водителем-дальнобойщиком. Ездил на грузовике даже на юг Франции.
– О-ля-ля! – оживилась Катинка. – Наверное, видели элегантных француженок?
– Конечно, – кивнул Конрад. – Они там повсюду.
Катинка закидывала его вопросами, а Конрад отвечал. Он рассказал о море. Мы спросили, почему он больше не водит грузовики. А он лишь грустно посмотрел на реку и ничего не ответил.
Между тем «а-ля мезон» произошло нечто удивительное. Дядя Карл приготовил вкусные хот-доги.
– Настоящие, американские, – сказал он.
Сосиски, булочки, кетчуп, горчица и соленые огурцы – там было все что нужно.
Мы сели за стол, ели и болтали. Робби смотрел на свой хот-дог, как инопланетянин на жирафа.
Папа обнял маму.
Все, как и должно быть. Только так.
38
Спустя несколько дней Катинка тринадцать раз проплыла кролем из одного конца бассейна в другой! Тринадцать! Она вышла из воды и сразу легла рядом с бортиком. Мы принесли ей попить.
Подошел Адиль и пощупал пульс. Всё было в порядке.
Морж стоял в стороне и наблюдал за нами, попивая кофе. Иоханна шла по лужайке в белом купальнике.
Это надо было видеть!
39
До окончания каникул оставалось всего несколько дней. Было начало августа. Погода постоянно менялась – то стояла жара, то сутками лил дождь.
Катинка проплыла четырнадцать полос. Робби всё чаще заходил в большой бассейн, но только когда за ним мог присматривать Адиль. Я раз двадцать поднимался на десятиметровку и так же бесславно спускался.
Иногда приходила Иоханна и садилась к нам на одеяло.
На соседнем поле полным ходом шла