Именно после этой истории оскорбленный инквизитор буквально выпросил у Иннокентия VIII ту самую буллу против ведьм, которая подтверждала его правоту и полномочия. А потом засел за книгу, призванную посрамить всех скептиков и критиков. В качестве соавтора «Молота ведьм» указан Якоб Шпренгер, тоже монах-доминиканец и инквизитор, а еще – декан кафедры теологии Кёльнского университета. С этим тоже все непросто. Крамер и Шпренгер трудились вместе на ниве инквизиции на заре своей карьеры, но потом их пути разошлись и отношения были сложными. Некоторые историки подозревают, что Крамер просто воспользовался именем авторитетного коллеги, как и подписями именитых ученых-богословов в поддержку своего труда. Тем не менее книгу едва не запретили, после того как неугомонный монах вновь был уличен в недопустимых методах расследования и финансовых злоупотреблениях.
И все же «Молот ведьм» получил немалую популярность среди не только католиков, но и протестантов. Лютеране, в большинстве своем практичные бюргеры, с уважением относились к составленным по всем правилам документам и очень серьезно – к козням дьявола, поэтому основной посыл книги оказался им близок. Вооружившись постулатами «Молота ведьм», несчастных женщин преследовали приверженцы обеих конфессий, так что он действительно сыграл огромную роль в разжигании охоты на ведьм. И если у нас повернется язык сказать за что-то спасибо Генриху Крамеру, персонажу во всех отношениях неприятному, так это за обширный сборник народных суеверий о ведьмах, под которые он худо-бедно подвел богословскую основу.
Первая часть книги составлена в традиционной для богословской литературы диалоговой форме: тезис – возможные возражения – вывод (какой – мы уже знаем: все зло от ведьм). Здесь же рассматриваются некоторые особо опасные ведьмовские деяния, среди которых убийство младенцев, препятствование способности к деторождению и любовному наслаждению и сожительство ведьм с инкубами и суккубами. Во второй части Крамер рассматривает отдельные виды преступлений ведьм и способы защиты от них (не только крестом и молитвой, но и вполне магическими манипуляциями, за которые по большому счету можно было бы призвать к ответу самого автора). Третья часть – юридическая и посвящена процессуальным вопросам, причем важнейшим из них является добывание «царицы доказательств» – признания. Чтобы добиться его, нередко приходится прибегать к пытке. И даже если женщина вопреки всем мучениям настаивала на своей невиновности, это только подтверждало: ей помогает сам дьявол!
Не будем углубляться в методы пыток, тем более что эти процедуры всегда тщательнейшим образом протоколировались, да и сам Крамер дает множество подробных указаний о последовательности действий инквизитора. Отметим только, что немало «средневековых пыток» на самом деле изобретены задним числом в XVIII–XIX столетиях. В первую очередь это относится к «Железной деве», или «Нюрнбергской деве», – полой фигуре женщины в человеческий рост с острыми шипами внутри. Такие жуткие конструкции можно увидеть во многих тематических музеях… и все они на поверку оказываются новоделами, а рассказы о практическом использовании «Железной девы» лежат в области преданий и фантазий кинематографистов.
Последнее замечание не отменяет того факта, что шансов выйти из застенков живой и оправданной у женщины было крайне мало. И хотя автор «Молота ведьм» весьма лицемерно замечает, что раскаяние смягчит участь обвиняемой, это «облегчение», с его же слов, сводится к длительному тюремному заключению, желательно пожизненному, ибо даже раскаявшейся ведьме веры нет.
Под подозрением оказывалась не только обвиняемая, но и все, кто мог выразить ей сочувствие или сомнение в ее преступлении, включая адвоката, который по закону ей все-таки полагался. Все эти лица должны были публично заявить следующее: «Я клятвенно отрицаю ту ересь, или, вернее говоря, неверие, которое неверно и лживо утверждает, что на земле не существует ведьм и что будто таким образом нельзя причинять вреда с помощью дьявола. Я вижу теперь, что такое неверие противоречит учению святой церкви-матери и всех католических ученых, а также императорским законам, наказывающим подобных ведьм смертью через сожжение»[26].
Под подозрением – все
Итак, чем же, согласно Крамеру и прочим подобным «исследователям», занималась простая немецкая ведьма? Преимущественно она виновна в разврате и преступлениях, связанных с интимной сферой, – к этим темам автор возвращается снова и снова, излагая подробности, казалось бы, неподобающие его монашескому званию, – вплоть до «похищения» ведьмами мужских детородных органов.
Жан-Поль
Лоран. Папа и инквизитор. 1882 г. Музей изящных искусств. Бордо, Франция
Столь же болезненное внимание Крамер уделяет теме детоубийства. Под особым подозрением оказываются повитухи. К этим женщинам, ведающим тайны жизни и смерти, издревле относились с опаской, но в «Молоте ведьм» они предстают воплощением зла. Любая повитуха – ведьма и под видом помощи роженицам только и занимается тем, что умерщвляет новорожденных. С какой целью? Во-первых, серьезно поясняет Крамер, чтобы по сговору с дьяволом отсрочить Судный день: ведь некрещеный младенец не попадет в рай, и чем больше их таких окажется, тем медленнее будет пополняться число избранных, небесная обитель не заполнится и мир не прекратит свое существование. Есть у этого злодеяния и более практическая цель: из убиенных младенцев ведьмы изготавливают различные снадобья, необходимые, например, для полетов.
И даже если повитуха благополучно приняла младенца и подняла его повыше, чтобы показать окружающим, – не верьте ведьме! Втайне она творит зловещий обряд, посвящая его беззащитную душу Люциферу и всем демонам.
Напуганные этими россказнями женщины отказывались от услуг повивальных бабок, то есть от единственно доступной большинству из них формы родовспоможения… и сами становились подозреваемыми в ведовстве! Один отец семейства, рассказывает Крамер, подсмотрел, как его жена, рожая очередного ребенка, провела богохульный обряд посвящения дитяти нечистой силе, а помогала ей в этом их старшая дочь. Чтобы