— Тебе дадут не плюшки, а чеки Внешторгбанка, — с большим важностью заявила Соколовская. — Их можно будет отоваривать в магазине «Берёзка», в Свердловске он есть. Правда, там так... выбор ни о чём. А вот в Москве выбор в Берёзке хороший. Машины даже можешь купить! Meрседес какой-нибудь, ха-ха-ха! Как у Высоцкого. Сколько тебе подарили? 20.000 баксов? Значит, чеков в рублях выдадут по курсу, в размере 34.000 рублей. Офигеть. Можно хоть чем затариться на всю оставшуюся жизнь!
— Сначала подарки надо отсюда затарить, — рассмеялась Арина. — Не забывай, что нам сегодня тоже бросали много.
— Подарки... — уныло протянула Соколовская, глядя на уже собранную большую спортивную сумку, в которой лежали все вещи, которые она принесла сюда в течение нескольких дней. А ведь, кроме этой сумки придётся тащить ещё мешок с подарками и без помощника! Сейчас не было пацанов, они уходили со своими мешками и сумками. Занимаешься фигурным катанием — будь готов отвечать за свои вещи. Арина знала это совершенно точно: никто не будет таскать твои подарки, твои вещи, твои сумки, твои кейсы.
— Приедем сюда ещё раз! — сказала Соколовская. — Сегодня ещё автобусы будут ходить. Хотя...
Она посмотрела на часы. Они показывали 19 часов вечера. Поздновато!
Когда фигуристки, нагруженные тяжёлыми сумками, вышли из раздевалки, их уже ждали в коридоре Ксенофонтов и Левковцев.
— Подарки надо забрать в бюро пропусков, — сказал Левковцев. — Пойдёмте. Их дадут только вам. Вы все вещи забрали? Проверьте ещё раз, если забрали всё, нужно отдать ключи от ящиков в раздевалке.
Забрали всё, поэтому осталось только направиться в отдел охраны, отдать там ключи, забрать мешки с подарками и ехать в гостиницу. На этом чемпионат, похоже, точно был завершён. Однако предстоял ещё напряжённый разговор с тренером.
— Люда, это что за выкрутасы были с чеком? — строго спросил Левковцев, когда сели в автобус. — Ты понимаешь, что если с тобой будут такие истерики, ты можешь стать совсем невыездная?
Арина наконец-то поняла, почему при разговоре с советской делегацией не было спортсменов из других стран. Для них выплата призовых денег не представляла никаких трудностей. Всё, что заработал зарубежный спортсмен, сразу же получал, никаких проблем и вопросов. Во времена Арины так было и в России. Почему же сейчас не так? Почему надо свои законные деньги отдавать кому-то, какому-то чужому дяде?
— Я дала знать, что не собираюсь отказываться от своего! — решительно заявила Арина.
Левковцев внимательно и даже с каким-то изумлением посмотрел на Хмельницкую. Её зелёные глаза горели бойцовским огнём. Дух соперничества, таящийся в ней, просился на выход, и она собиралась биться абсолютно со всеми и абсолютно за всё. Однако тренер понимал, что такие вот они и есть, настоящие чемпионы, — они идут против обстоятельств во всём. Каждый знаменитый и мастеровитый спортсмен примерно таким и был, других в этой высокой лиге и не существовало. И государство было вынуждено мириться с этим... Только такие становятся после спортивной карьеры депутатами, а то и спортивными чиновниками...
...Чемпионат подошёл к концу, и никаких эксцессов, связанных с ним, не произошло. Об этом Александр Федотов, капитан ГРУ Генштаба МО СССР, мог бы сказать совершенно точно. Беспокоил только специалист по безопасности Николай Иванович Судаков, почти всё время ходивший и вынюхивавший, кто о чём говорит и кто что делает. Судаков оказался излишним усложнением в деле, ради которого Федотов поехал сюда. Следовало убрать этого человека с пути армейской разведки.
Поселили их в одном номере, и если Федотов проводил всё свободное время за просмотром телевизора, то Судаков что-то писал в большом блокноте. Вот чего он там может писать? Судаков был немногословен, но к закрытию чемпионата как-то обмолвился.
— Что-то ты, Александр Юрьевич, молчишь всегда, — вечером, после показательных, сказал Судаков, всё так же что-то рисовавший в своём блокноте. — Обходишь всё вокруг, смотришь что-то, но не делишься ничем. А я ведь знаю, кто ты есть на самом деле, меня руководство предупредило.
— Предупредило, и хорошо, — спокойно ответил Федотов, отвлекаясь от просмотра спортивного канала, на котором показывали вчерашние выступления фигуристок.
— И тебе нечего больше сказать? — Судаков прекратил писать и уставился на Федотова.
— А что ты хочешь услышать? — безучастно спросил Федотов.
— Всё ясно с тобой, — со скрытой злобой сказал Судаков. — Значит, я один должен смотреть за ненадлежащим поведением наших граждан за границей? Ты в курсе, что сегодня Хмельницкая пустилась в откровенную конфронтацию со своим руководством? Причём из-за денег, которые ей положены?
Что хотел услышать Судаков? Очевидно, что ему хотелось что-то услышать от Федотова, какие-то мелочи, которые могут быть известны только ему. Судаков заметил, что Федотов благожелательно относится ко всем членам делегации, а особенно к советским фигуристкам. Может, он знает что-то такое, чего не выяснил Судаков? А Судаков выяснил многое, например, что советские спортсмены ведут себя неподобающе за границей, разговаривают с зарубежными коллегами, проводят с ними время, вдобавок они получили много подарков от зарубежных зрителей. Но Хмельницкая... К ней были бы большие вопросы по приезду домой. Всё это Судаков кратко изложил в отчёте, который написал в блокноте, чтобы не забыть. Естественно, писал он сокращённо, и сокращения были понятны только ему одному. Был в этом отчёте и пунктик, посвящённый Федотову. Причём очень недоброжелательный отзыв о том, что помощник врача сборной и массажист Александр Федотов потворствует антисоветским поползновениям спортсменов, сам лично много времени смотрит зарубежное телевидение, даже политические программы, и пользуется средствами роскоши, которые приобрёл здесь, в Югославии, например, туалетной водой «Версаче» иностранного производства, а не одеколоном «Шипр».
— А не пойти ли нам в ресторан напоследок, не пропустить по 150? — неожиданно спросил Федотов, мягко спрыгнув с кровати и потянувшись тренированным сухопарым телом. — Что-то ты всё в работе и в работе. Смотри, от работы кони дохнут: есть такая пословица. Или за очередную звезду колотишься? Так не дадут.
Судаков сначала хотел отказаться, но потом