Воздух вдруг мелко-мелко заколебался. В ушах нестерпимо засвербело. И из-за парапета — прямо передо мной — вынырнула огромная орущая морда летучей мыши.
— Blöde Scheiße*, — выругался я почему-то по-немецки (всё Хагена влияние!) и хлестанул тварь поперёк хари.
*Тупое дерьмо — нем.
Она однако вцепилась крючьями-когтями, присутствующими на её кожистых крыльях, за край парапета и резко дёрнулась вперёд, клацнув зубами в неприятной близости от моего лица.
Я чирканул когтями — но на морде твари едва несколько царапин осталось — и только. Под ногами лопнул ещё один орех, досадливо опаливший шкуру. Разом пыхнуло в корзине, превращая её в обугленные ошмётки.
— Магия заработала! — радостно вскрикнули мы со Зверем и швырнули страховидле в морду Ильина огня. — Кушай, не обляпайся!
Огонь мыши не понравился. Она сорвалась со стены и взлетела, намереваясь… плевать я хотел, что она там намеревалась делать. Как вдарил по ней сосулинами, пользуясь удачным моментом!
Мышь получила несколько сквозных дыр в крыльях и резко шарахнулась к лесу. Я крутанулся вокруг себя. Рыжие хвосты вперемешку с серой шерстью и чёрной кожей кубарем катались по башенной площадке.
— АЙКО! — рявкнул я. — МАГИЯ!
И она услышала! Не понял я, что она сделала, только клубок из тел вдруг вспыхнул зелёным пламенем… и сразу опал. Кончилось магическое попущение, что ль? Но лисе хватило. Она уже стояла над тушей летучей мыши, распластывая ей грудную клетку, выдирая внутренности…
Тут я и услышал этот вопль:
— Баб спасай! — и увидел дедов, бегущих в сторону участка, где стояла женская добровольческая рота.
ДРУГАЯ СТОРОНА БОЯ
Тут надо чуть отступить назад и рассказать вам ту часть сегодняшнего дня, которую я не видел, а восстановил по свежим рассказам.
Ещё две огромных корзины упали на стены. Так, братцы, вышло, что в первый момент, как увидели мы этих тварей, на некоторых как оцепенение напало. Стрелки тупо смотрели в прицелы, не веря своим глазам. Да все, кто из ранее видеть не сподобился! Уж очень летающая мышь животная неприятная. И только когда крик более опытных бойцов: «Огонь! Огонь!» — дошёл до сознания новичков — тут жара пошла.
Но, опять же, может, от ошаления этого не всегда выстрелы лучшим вариантом оборачивались.
Короче, очнулся Саня Пушкин, сидевший стрелком на «Пантере», да и полоснул из крупняка поперёк мышиной туши. Поторопился, боялся — достигнет тварь крепости. Упредить хотел. Иль рука у него дрогнула? Я, вообще его прекрасно понимаю, самого, когда в первый раз увидел — передёрнуло. Понимаю и не сужу.
Ну и подбил мышу. А она — нет чтоб за стеной упасть! — из последних сил рванулась да вместе с грузом хлопнулась прямо на галерею стены. И ладно бы куда в приличное место — так прям туда, где бабское войско стояло.
Визг истошный поднялся, ядрёна колупайка! У животин, что в той корзине были — по-любому звуковой шок организовался. А иначе как объяснить, что ломанулись они во все стороны как подорванные и даже особо и не покусали дамочек.
А вот мышь эта гигантская — та да, натворила делов. Она поначалу-то умирать совершенно не собиралась, невзирая на пробитую крупняком грудину. Взлететь, правда, уже не могла, вот и билась без смысла на галерее. Не в том смысле, что сражалась, а как раненые животины бьются в агонии. Металась, дёргалась. И поскидала некоторых дамочек со стены. Оно, конечно, они все в облике были, но трём это таки не помогло. Двор-то камнем забран, да и стена высока. Разбились, конечно. Наши казачки, как увидели такое — с рёвом «Спасай баб!» так попёрли вверх, что порубали зверьё чуть не в минуту. Правда, упавшим девушкам это уже не помогло.
Сильнее всех отличилась героическая Дита. Она, когда на них с неба гостинец хряснулся, облик-то приняла. Превратилась в гориллу реально внушительных размеров. Эту гориллу я успел самолично наблюдать, когда на ругательный рёв пришёл. Здоровенная животная, не смотри, что обезьянка. Только вот вместо того, чтоб храбро воевать, понеслась со стены и своротила-таки две пушки, что на той стене стояли — на это ей дури хватило.
И теперь наш конь-артиллерист исходил на навоз. Могу его понять. И так орудий — кот наплакал, над каждым он трясётся — и всё ради того, чтоб какая-то дура-переросток, в ужасе бегая по позициям, пушки переворачивала⁈
— Как вы смеете повышать на меня голос? — вопила горилла грубым басом. — Я, между прочим, девушка!
— Девушки дома сидят, а не по гарнизонам шастают, играя в дутых героинь!
— Вы ещё поплатитесь! — пыталась нависнуть над ним горилла.
И тут атаман, перекинувшийся было в человека, снова накинул облик и встал на задние лапы:
— А ну мне это скажи!
— И скажу! Сегодня мы будем тела́готовить к отправке на родину. ТЕЛА!!! Три молодых девчонки! Дурёхи, побежали за красивыми словами идиотки… МОЛЧАТЬ! Сопроводительные письма к их родне кто будет составлять? Я ли?.. — он довольно бесцеремонно дёрнул гориллу за подбородок, поднимая выше лицо. — Эти барышни доверились вам. И прибыли они с вами, как часть этой идиотской роты, которая рота только на словах, а на деле — говно собачье!!!
— Вы забываетесь! — оскалилась Дита. — Вы забыли, чем обязаны роду Острожских.
— Нет, это вы забываетесь!!! Во-первых, никакому не роду, а лично вашему дедушке, который просил не выставлять вас вон, обещая крепости новую батарею. А, во-вторых — где она, эта батарея, не подскажете??? Ваш дедуля всё кормит меня завтраками, а орудий как не было — так и нет!
— Всего и делов? — удивился я. — Гони ты их в шею, Арсений Парамонович! Будет тебе новая батарея, слово моё!
— Вы бы уж не лезли не своё дело! То же мне, Свадебный Ворон! — пренебрежительно выпятила губы горилла. Впечатляющие губы, надо сказать. Афоня обязательно бы схохмил: «Таким ртом медку бы хлебнуть!»
— Вот это обидно было, — развёл я лапами. Да, я тоже не торопился облик снять. — А не боитесь, дамочка, что я вам чего-нибудь этакого пожелаю? На каждого зверя, знаете ли, свой укротитель найдётся! Приедете домой, а ваш дедуля