– Нет, мне нужна ее японская фамилия, которую она носила в те дни, когда мы встретились на пароходе. Хочу, чтобы мой подарок напомнил ей тот рейс. Ее девичья фамилия была, кажется, Хай…ами?
Уайт написал иероглифы на листочке.
– Нет, Хаями. Пишется двумя иероглифами, первый – «хая», второй – «ми». А Марико – тремя иероглифами.
Донахью подул на листочек, осторожно сложил его и засунул в бумажник.
Уайт поставил перед Донахью чашечку кофе и достал с полки небольшой альбом.
– Забыл тебе показать утром. Мы снялись тогда на память на аэродроме в Сан-Диего перед вылетом в Австралию. Наш квартет.
Донахью стал разглядывать маленькую потемневшую фотографию.
– Это, кажется, Камберленд. Где он?
– Погиб в бою в Коралловом море.
– А Шривер?
– Погиб у Гуадалканала.
Донахью сделал глоток из чашки.
– А где Пейдж? Наш боевой, шумный, лысый Пейдж?
– Командовал эскортным судном, сопровождавшим караван, и погиб около Мурманска.
Донахью с восхищением чмокнул губами:
– Великолепный кофе! Наверное, джава-бленд?
– Нет, простой максуэл.
– Значит, ты умеешь заваривать. Это тонкое искусство. – Донахью сделал несколько глотков. – А мы с тобой, хвала всевышнему, случайно уцелели. Ты один раз был ранен?
– Нет, два.
– Я тоже чуть не погиб. В Лондоне в сорок третьем на улице… как ее… На ней большой букинистический магазин.
– Чаринг-кросс.
– Да, на ней. Меня чуть не раздавил пьяный шофер, еле успел отскочить в сторону, а моя дама…
Зазвонил телефон. Уайт взял трубку и, утвердительно ответив, передал трубку Донахью.
– Кто? – спросил Донахью.
– Это я, Куросиво. Я выполнил ваш приказ – узнал все. Нашел человека, который расшифровал записку, посланную в адрес Идэ из третьего отдела.
– Ну?
– В записке говорится: «Наземных выступлений не предпринимать до тех пор, пока не будет дан сигнал по радио: «Старый пруд, прыгнула в воду лягушка».
– Ну?
– Вот и вся записка.
Донахью фыркнул:
– А почему надо было умирать из-за такой чепуховой бумажки?
– Он не выполнил приказа.
– Какого приказа?
– В конце записки три «кью». Они означают: «По прочтении сжечь». А он этого почему-то не сделал. И поэтому казнил себя.
– Понятно.
– А вторая тайна еще проще. Насчет сводки погоды, которую должны были передать в качестве сигнала нападения.
– Ну?
– Я выяснил совершенно точно. Четвертого и пятого декабря никаких сигналов не подавали.
– Как? Была же…
– Четвертого и пятого передавали по станции Джэй-Ви-Три Даблью сводку погоды относительно северного ветра. Но это был вовсе не сигнал, а простая сводка погоды, которая шла вслед за последними известиями в обычной токийской коротковолновой передаче для заграницы.
– Не может быть… Непонятно… Проверили как следует?
– Проверил с помощью бывшего полковника Мураи из осведомительного отдела ставки, он ведал всеми нашими радиопередачами для заграницы перед войной. Он разыскал в архиве копию сводок погоды, переданных четвертого и пятого. Я переписал текст: «В районе Токио сегодня ветер северный, постепенно…»
– Ладно, понятно.
– Вот эту сводку вы приняли за…
– Понятно. Завтра утром позвоню.
Донахью повесил трубку.
– Еще чашечку? – предложил Уайт.
– Нет. Я еду, меня ждут.
Уайт с улыбкой взглянул на Донахью:
– Не хочешь поделиться со своим старым другом?
– Ах, да… Выяснилось, что записка на имя Идэ была ерундовая, а три буквы в конце означали, что записку надо уничтожить сразу по прочтении. Ну, я поехал, у меня куча дел.
– Постой, – в голосе Уайта звучало удивление. – А как же со второй тайной? Насчет сигнала…
Донахью покачал головой и вздохнул:
– К сожалению, не удалось выяснить. И видимо, никогда не удастся. Все, кто были причастны к подаче такого рода сигналов, погибли во время войны.
– Значит, это навсегда останется нераскрытой тайной?
– Выходит, что так. – Донахью снова вздохнул. – Никки, дорогой, жизнь это цепь разочарований, заблуждений и тайн. Искренний, от всего сердца, привет твоей жене. Смотри, береги ее. Буду бесконечно рад, если цветы понравятся ей. Прощай.
Уайт проводил контр-адмирала до машины и помахал вслед рукой.
Вернувшись в дом, Уайт вскипятил воду на спиртовке и заварил в маленьком чайнике зеленый чай. Он удобно устроился в кресле, медленно выпил чашечку и закрыл глаза. Его разбудил телефонный звонок. Звонила Марико. Она задержалась у Норы, сестры Пейджа, врача стоматологической клиники для членов семей американских военнослужащих, помогала Норе переехать в другой флигель. Все выписки, которые Уайт попросил сделать, закончены. Скоро приедет. Уайт сказал, что Донахью еще раз заезжал и оставил для нее сказочно роскошный букет из разноцветных орхидей – выпросил у супруги генерала Макартура.
– Ой какая прелесть! – воскликнула Марико. – Вот это действительно светский человек! Учись у него. Ты бы никогда не догадался…
– Я незнаком с миссис Макартур.
– А он взял и познакомился и попросил для меня…
– Ему это легче, чем мне. Генерал Макартур – один из совладельцев «Дженерал электрик», а контр-адмирал Донахью теперь зять вице-директора «Интернейшнл никел». Они из одной хунты. Между прочим, ему звонили сюда и разъяснили тайны. Те самые. Вероятно, звонил Терано. Помнишь?
– Правильно разъяснил?
– Судя по репликам Донахью, правильно. Тайну трех «кью». Помнишь?
– Да. А тайну сводки погоды?
Уайт засмеялся:
– Думаю, ему объяснили все. Исчерпывающе. Но он сказал мне, что эту тайну выяснить не удалось – все посвященные в нее убиты. Сообщив это, он передал тебе привет и тихо-тихо смылся.
– Значит, ничего не сказал тебе?
– Ничего. И я промолчал. Ведь мы с экс-полковником Мураи твердо условились никому не говорить о наших разговорах. Поэтому я и не сказал контр-адмиралу, что мне известно все о том, как наши начальники тогда сами себя одурачили.
После паузы Марико сказала:
– Надо было все-таки сказать ему, не называя Мураи, что мы все знаем. Он был так любезен, специально привез мне орхидеи, это такая редкость… а ты скрыл от него…
– Рано или поздно он все узнает. Мы с ним еще непременно сцепимся. Его и таких, как он, надо бить и разоблачать без всякой пощады! В тот раз они довели Америку до Пёрл-Харбора, а сейчас, если не помешать им, могут привести нас к еще большей катастрофе.
– Правильно, Ник! Ты у меня самый умный, самый красивый и самый сильный человек на свете.
– И самый голодный.
– Скоро приеду. Куда поставил орхидеи?
– Выбросил. Они пахли недобрыми замыслами.
После маленькой паузы Марико сказала:
– И хорошо сделал. Я нарву полевых цветов и привезу.
Кратово. 1961 г.