Молодой мужчина падает на колени и поднимает на руки маленького ребенка, качает его и гладит по голове.
Я смотрю на Питера.
– Всем им сейчас нужна наша помощь.
– Потому мы до сих пор здесь.
– Интересно, Джеймсон по-прежнему думает, что мы должны быть строго регулируемой муниципальной службой? – спрашиваю я.
Питер громко смеется.
– Уверен, он бы предпочел никак не регулируемую помощь, лишь бы его спасли.
Я смеюсь, а Питер помогает мне подняться. Я замечаю что-то вдалеке: три крошечных, едва различимых силуэта стоят неподвижно на крыше дома в квартале от нас. Сначала я подумал, что это статуи.
Может быть, двуногие орлы. Потом фигура посередине начинает шевелиться, раскидывает крылья в стороны и прыгает вниз, а за ней следуют две другие. Они исчезают в сером облачном небе, а я думаю, сможет ли Скворец снова поверить Стервятнику. Интересно, правда ли она отправится домой и где он находится. И еще мне интересно, наступит ли день, когда она посвятит свою силу и ум (а я видел, на что она способна) благому делу.
– Идем, – говорит Питер, хлопнув меня по плечу, – Человек-Паук.
– Ну и как я сегодня? – спрашиваю я. Он смотрит на меня, а затем сжимает мою руку.
– Майлз, ты спас город. Я бы этого без тебя не сделал. А ты сделал все, что мог.
– Я не сдался.
– Ты не сдался, – повторяет он, крепко меня обняв.
В кармане звонит телефон. Это мама. Я быстро говорю:
– Ответь!
– Майлз! – раздается мамин голос. – Майлз, слава богу! Мама, я дозвонилась. Майлз, где ты?
Я улыбаюсь и выдыхаю с облегчением.
– Все хорошо, мам. Скоро буду дома.
Глава 18
Я ВЫХОЖУ из магазина, и на улице меня встречает почти зимняя прохлада. Подставляю лицо редким солнечным лучам, почти последним в этом году, и направляюсь на угол, где мы должны встретиться с Ганке. Я втягиваю носом прохладный воздух и провожу рукой в перчатке по своим мелким кудряшкам, которые наконец, несмотря на прохладу, высохли. Выдыхаю, и перед глазами плывет облачко теплого пара. Я будто чувствую, как кусается холод, хотя и одет в шерстяную коричневую куртку.
Закутываюсь в нее потеплее. Это куртка моего отца. Она до сих пор хранит его запах. Куртка – единственное, что я оставил из папиных вещей, и мне странно, что она мне уже по размеру. В наушниках гремит музыка. Это мой новый трек, и басы в нем заглушают все остальные звуки, но я оглядываюсь вокруг и будто бы все равно их слышу: вот кто-то подметает крыльцо, кто-то наконец открывает дверь и видит дома свою семью. Потерянные дети, которые в панике бегали по улицам, пока взрослые превращались в пернатых зомби, наконец вернулись к родителям.
Город восстанавливается после хаоса, который посеял Стервятник. Надеюсь, что Скворец, где бы она ни была, знает об этом. Может, видела в новостях, а может, пролетала мимо, неважно.
«Я не сдался, папа, – говорю я себе. – И никогда не сдамся».
В кармане жужжит телефон. Это мама прислала сообщение. Я улыбаюсь сам себе и пишу ответ: «Хорошо, мам, – и добавляю: – Я тебя люблю».
Когда видишь, как твои самые родные люди превращаются в зомби-мутантов с крыльями и клювами, обещаешь себе никогда не забывать лишний раз сказать им, как сильно их любишь.
– Привет, Майлз! – слышу я сквозь музыку в наушниках. Я оборачиваюсь и вижу, как по улице ко мне спешит Ганке. У него в руках две полные сумки, которые он едва не роняет. Одновременно он пытается засунуть в карман смартфон. Он машет мне рукой, задирая куртку, замечает это и пытается ее поправить. Я улыбаюсь.
– Ну, пока на улице не так уж и ужасно. Даже приятно. Осень еще не кончилась, – говорю я.
Ганке останавливается рядом, опускает глаза на тротуар и замечает большое черное перо среди бурых листьев. Подобные напоминания о событии еще иногда попадаются на глаза, пусть и редко, но люди о них не забывают: на наших глазах мужчина, вооружившись инструментами, меняет входную дверь на новую, покрепче. Старая валяется на земле, в ней огромная трещина, ручка вырвана. Мужчина замечает, что я за ним наблюдаю, и, к моему удивлению, улыбается. Больше того – машет мне рукой!
Я тоже улыбаюсь и машу в ответ, хотя мы и не знакомы. Все теперь изменилось, и нам приходится ко многому привыкать. Пока еще у меня нет ощущения, что это наш дом, как было в Бруклине, но такие мелочи заставляют меня думать, что мы здесь приживемся.
– Эй, Майлз, – зовет меня Ганке. Я улыбаюсь с извиняющимся видом и догоняю друга. Он закатывает глаза. – Ты что, весь день будешь там стоять и махать незнакомцам? Или все-таки донесем продукты до дома?
– Извини, сегодня мне нужно к бабушке, – говорю я.
– И ты меня заставил идти сюда… – Ганке вздыхает и с театральной экспрессией опускает пакеты на землю. Те же жесты я видел в день нашего заезда. Кажется, с тех пор прошла целая вечность. А еще я вспоминаю, как мы с Ганке случайно обменялись рюкзаками и как бабуля готовила жареный плантан.
Я снова улыбаюсь: в магазине, из которого я только что вышел, продают «Физзи», мою любимую шипучку. Это место показал мне Питер. Я опускаю глаза на пакет с покупками, где, кроме прочего, лежат две бутылки напитка. Я достаю батончик и предлагаю Ганке.
– Чувак, холод ужасный, – говорит он. – Разве хочется жевать что-то на таком морозе?
Я пожимаю плечами.
– Про свою любимую содовую ты бы так не сказал.
– Так, секундочку. «Физзи» – это совсем другое дело, – отвечает он и все же берет у меня шоколадку.
Я смотрю на него, перевожу взгляд на пакет и лукаво двигаю бровью.
– А с лицом у тебя что? – спрашивает Ганке, глянув на пакет у меня в руках, и наконец замечает две бутылки с фиолетово-оранжевым узором. Поспешно засунув сладкий батончик в рот, Ганке едва не давится, но потом прокашливается, и мы отходим в переулок.
– Где ты нашел «Физзи»? – удивленно спрашивает он. – У моих поставщиков она кончилась. Уже несколько недель нет.
Я безумно рад, что Питер показал мне это место – новый магазинчик в Гарлеме.
– Знаю я одного парня, – говорю я, откусывая батончик. Ганке закатывает глаза.
– И ты мне неделями об этом не говорил, да?
Я еще раз загадочно дергаю бровью.
– Ладно, я не знаю, откуда ты взял эту привычку, но меня это пугает.
Мы вдвоем смеемся, и я передаю ему одну из бутылок. Ганке достает телефон и отчаянно перематывает ленту на экране, а потом передает его мне.
– Кстати, смотри. Говорят, выяснили, из-за чего начался этот пернатый апокалипсис. Вроде бы это все из-за «Террахил».
Я смотрю на экран и вижу знакомое лицо. Мужчина отвечает на вопросы. На этот раз представитель «Террахил» не кажется таким спокойным и прилизанным. Под глазами у него темные круги, улыбка совсем не такая уверенная.
Внизу бегут красные буквы: «“Террахил” подверглась критике за спровоцированную экспериментальной противораковой сывороткой эпидемию».
– Ого, – удивляюсь я. Меня мучают противоречивые чувства. Интересно, где сейчас Стивен и знает ли он, как тяжко приходится «Террахил». Хватит ли ему такого возмездия?
Интересно, придет ли он когда-нибудь в П.И.Р.?
– Ага, – соглашается Ганке и забирает у меня смартфон. – Да, похоже они умудрились испачкать репутацию. Так, где там мой батончик? – говорит он, вытирая шоколад в уголке рта, а затем откусывает лакомство. – И моя бутылочка «Физзи». – Ганке подбрасывает в воздухе бутылку, и в ней шипят пузырьки. – Кстати, у меня пальцы заледенели. В общем, день прошел не зря. Скажешь, где этот магазин?
– Когда доделаешь приложение «Спокойный район», сам найдешь. Я написал им отзыв и поставил пять звезд.
– Кстати, Майлз, – произносит Ганке, уже собираясь уходить. – Твоя мама попросила сделать листовки для ее избирательной кампании. У меня уже есть образцы, я зайду показать.