Сандра осталась внизу, ждать меня, выздоровевшего и обновлённого. А Ник, раз уж я выразил полнейшее равнодушие к окружающей меня обстановке, провёл меня в огромный зал. Хоть в футбол играй.
Я лежал на кушетке, он — сидел в паре метров с умным видом.
— Что вас сюда привело? — начал Ник.
— Сэнди, — зевнул я. — Не, ну я б и без неё нашёл. Отыскал бы для начала Гроя. Я хорошо знаю нычки этого глиномеса. Потом — вломил бы ему. Ну, чисто для порядка, поздороваться. Поговорили бы...
— Я хотел спросить, что именно вас заставило искать общества психолога.
У-у-у, какой же он крутой. Прям как уж в масле. Изо всех сил старается не сказать, что мне, мол, нужна помощь. А то вдруг я оскорблюсь, травмируюсь, и у меня на веки вечные повиснет пися. Вот что значит — в цивилизованной стране человек родился.
Я подавил рефлекс достать бутылку и выпить, как я делаю всегда, когда сталкиваюсь с чем-то, что меня восхищает или расстраивает.
— Сны меня замучили, братка, — вздохнул я.
— Какие?
— Страшные — что твой п**дец.
— Можете рассказать один?
— Да легко. Ну, вот, на прошлой неделе, например, снится мне, что я в школе. Мы с братухой моим сидим за одной партой. А училка перекличку затеяла. И, такая: «Воронцов Иван!» А я такой: «Здесь!» А она опять: «Воронцов Иван!» Я ей: «Тут я, алё!» И тут Федька такой: «Его нет!» И училка такая: «Ясно, вычёркиваем». И, сука такая, вычёркивает у себя в журнале чего-то. Я думаю — ну, сука, щас я тебе выдам! И проснулся.
Дурацкий был сон. И, главное, совершенно непонятно, почему меня после него трясло, как припадочного, и чуть по́том холодным не прошибло. Пота-то в виртуале пока нет — и на том, как говорится, спасибо.
— А что вы чувствовали, во сне? — спросил Ник.
— Ну как — что? Злость, естественно. Тебя вот не бесит, когда ты говоришь, говоришь человеку что-нибудь, а он — ноль вниманья, х*й презренья?
— Часто у вас так бывает? Чтобы вы говорили, а вас не слышали?
— Пф! Да постоянно. В глаза смотришь, говоришь: «Ты дебил, б**дь, ты тупорылая марионетка из пикселей, ё**ный!» А он — хлоп-хлоп этими своими... моргалками. И вообще не отдупляет. Только скулит: «У-у-у, Мёрдок злой-плохой-набуха-а-ался! Пойду куратору пожа-а-а-алуюсь!» Тьфу! — Я сплюнул от досадных воспоминаний. — Я прям как мальчик этот...
— Ага, опять мальчик? — обрадовался Ник. — Как во сне?
— Да не, — отмахнулся я. — Другое. Сказка такая есть — называется, «Новое платье короля», слыхал?
— Расскажите.
— Ну, смотри, твои деньги, не я за сеанс плачу.
— Вообще-то как раз вы платите за сеанс.
— Это ты так думаешь, Ник. Распространённое заблуждение. Не ты первый, не ты последний. Ну, короче, там, в сказке, был король. Мужик на стиле, весь из себя модный. Но чё-то всё подзадолбало. И нанял он крутых портных, чтобы заделали ему новое платье. Те при**ели, конечно, но — сделали. Король надел, перед зеркалом покрутился — красотища, что п**дец. Пойду, говорит, народу покажусь. Портные ему: «Мож, нуивона**й, вашество?» А он: «Молчать! Казнить! Не п**деть!» — и пошёл. Идёт по улице, весь такой гордый, степенный, пальцы веером. Народ рты поразевал, смотрят все, не знают что сказать. И тут вдруг выбегает маленький мальчик и кричит: «Х*ли ты в платье-то ходишь, ты чё, б**дь, пидор?!» И тут король понял, что свалял нереальную х**ню. Развернулся — и бегом во дворец. Но — поздняк метаться. Народ уже смекнул, что король-то — пидор. Так и свергли его нахер. Потом Союз построили.
Ник долго молчал, переваривая глубокий смысл сказки. Потом почесал лоб ногтем большого пальца.
— Хорошо-о-о... Значит, вы — как этот самый мальчишка. Вы единственный говорите людям правду. А они не хотят её слышать. Вы кричите, но вас не слышат. Как будто бы вас не существует.
— С языка снял, братуха, — похвалил я мозгоправа. — Вот даже сейчас. Я ж мега-звезда городского масштаба, так?
— Вы весьма популярны, — осторожно согласился Ник.
— Ну вот. Слушают, переслушивают и даже сами поют. А толку? Можно подумать, они что-то в себе меняют. Как об стену горохом!
— А что они должны в себе изменить?
— Да хоть что-нибудь, — поморщился я. — Мне насрать, в общем-то.
— То есть, вы расстраиваетесь из-за того, что люди не делают чего-то, на что вам наплевать?
Во вывернул, а! Ну, пи**юк, ну, уважаю!
— Грустно мне тут, Ник, — сказал я. — Сижу за решёткой в темнице сырой, вскормлённый в неволе орёл молодой... Вот самому смешно. Сижу я, нарисованная херня, и другой нарисованной херне, значит, душу изливаю. Бред какой-то. До чего докатился!
— Кажется, я начинаю понимать...
— Ну, ты — умный, тебе положено.
— Вы испытываете боль из-за осознания иллюзорности бытия. И вы хотите, чтобы эту боль разделили с вами все люди. А этого не происходит. Верно?
— Ну... Так-то, может, ты где-то и прав. Боль-то эта — она ж настоящая, понимаешь?
— Прекрасно понимаю.
— Ну, вот. Живу тут — как среди зомбаков. Огорчает немножко. Хотя оно, честно сказать, и в реале так же. Вот один в один. Так что — в среднем по палате — нихера нового. Времена меняются, декорации, а люди — какими были, такими и остались. Вот сейчас Воланд тут представление устроит — думаешь, что-то по-другому будет?
— А Воланд — это?..
— У-у-у, Ник, да ты необразованный. Ты чего, классики не разумеешь?
— А, понимаю. Это — опять какая-то история, — сдедуктировал умный Ник. — Ладно, оставим пока. Честно говоря, вы делаете очень серьёзные успехи, Мёрдок. Обычно на то, чтобы чётко осознать проблему, уходит как минимум два сеанса.
— Это потому, что я охеренно крутой, — скромно сказал я. — А чё там формулировать-то? Почему за один сеанс не успевают?
— На первом обычно люди не раскрываются, — посетовал Ник. — Тяжело доверить сокровенное постороннему человеку. И даже близкому человеку — всё равно нелегко.
— Пф! Дык, я ж — творческая личность. Нам, отморозкам, похренам. Когда песню пишешь — всю душу наизнанку выворачиваешь. Работа такая. Рутина, ёп.
Я достал бутылку, поднёс её к губам, и тут Ник как-то так выразительно откашлялся, как будто заболел. Я посмотрел на него. Потом на бутылку. Убрал.
— Х*й с тобой, золотая рыбка, потерплю. Но тариф уже на два умножился.
— Об этом мы поговорим позже, — сказал Ник. — Мне не даёт покоя вот какой вопрос. Если вы настолько полноценно и глубоко понимаете свою проблему — почему же вас терзают кошмары? Обычно плохие сны — это результат подавленных переживаний. Но у вас, как вы сами говорите, всё на поверхности, вы ничего не скрываете.
— Нормально. Я, значит, пришёл к тебе, чтобы выяснить, сх*я ли у меня кошмары, а ты меня спрашиваешь: «Э, Мёрдок, а сх*я ли у тебя кошмары?» Этак ты, Ник, вообще все деньги про**ёшь за один сеанс и хоромы свои на меня перепишешь. Давай-ка кончай филонить, работай уже. А то я заскучаю и дрочить начну. Или себе, или тебя. Тебе один хер не понравится.
Ник долго молчал. Я от нехрен делать попытался представить, как переводчицкая система попыталась увязать в контексте «дрочить» и «один хер», а потом подать это иностранцу в удобоваримом виде. Бля, бедная система... Да переведи ты уже как «фак ю» и не парься!
— Боюсь, что проблема глубже, — сказал Ник. — Значит, мы пойдём глубже.
— По маленькой? — обрадовался я.
— Никакого алкоголя! — жестоко обломал меня Ник. — Расскажите о вашем детстве. Я думаю, что эти устойчивые образы маленького мальчика — имеют значение. Что вам запомнилось из раннего детства?
— Кгхм... — Я почесал нос. — Ну как тебе сказать, братуха... Детство как детство. Мамка на работе всю дорогу, мы с братом вдвояка отвисали лет, наверное, с четырёх. Во, помню, на семилетие мамка нам приставку задарила — «Сега». И мы с братаном рубились. В «Мортал комбат» третий окончательный. Ну, там, фаталити, бруталити — все дела. Я Федьку нагибал со страшной силой. Тогда он психанул и перестал со мной рубиться. Начал рубиться в одну каску, семь потов сошло, пока до главака добрался. Тот его и ё**ул. Я потом взял джойстик — чисто приколоться — и выбрал Нуб Сэйбота, как щас помню. И, знаешь, попёрло. Схема-то простая. Сначала дымком, а потом подбегаешь и с ноги ему — раз-раз-раз-раз! Повторить. Я, короче, всех гну, а Федька рядом из штанов выпрыгивает и кричит, что так нечестно. Я ему: «Х*ли нечестно-то, дебил? Это ж драка, тута за**ярить главное!» А он не отдупляет. Но потом я забил, неинтересно мне стало. Мамка так-то меня за старшего оставляла. Ну, я смекнул, что Федька от приставки далеко не отойдёт, и начал на улицу сваливать. Бутылки по помойкам собирал, мыл, сдавал. Всё копейка лишняя...