Шеринг поднял на начальство недоумевающий взгляд:
– Но тут о детях разговор, Джордж.
– Джентльмен с сивухой упоминал и взрослых. Ну хорошо, посмотри-ка сюда. Вот Дэд-Ривер. А вот примерно в миле, если вдаваться в море, – тот самый Кэтберд-Айленд. Где у нас не далее как год назад пропала компашка рыбаков. В каком районе, говоришь, тот чудик видел малышню?
– Южнее Катлера.
– То есть разброс у нас – от силы три мили. А теперь вообрази, что на этом отрезке побережья творится что-то нехорошее.
– Что?
– Если б я знал. Я сегодня весь день мозги себе перетряхиваю – пытаюсь вспомнить, с чем еще ассоциируется этот Кэтберд-Айленд, да и весь райончик. И вот вспомнил-таки. Трехлетней давности дело, июль – парнишка по фамилии Фрейзер... сечешь, к чему я?
– Конечно. Он вздумал в шторм покататься на лодке.
– Не в шторм. Просто в ветреную погоду. Но ты вспомни, что тогда говорил его отец. Лодка была большая и прочная, а сам парень – сколько ему тогда было? Восемнадцать или девятнадцать лет. И с лодкой он мог управляться как никто другой. Так что непогода была ему нипочем.
– Джордж, ты же знаешь, наше море удальцов не любит. Одна ошибка – и заказывай поминки.
– Так мы тогда отцу и сказали. Может, так и случилось. Может, я гоняюсь за тенями при свете луны. Но подумай, сколько этих статистических данных о пропавших без вести за все годы связано с рыбалкой или катанием на лодках. Заставляет призадуматься – в Бар-Харборе тоже ведь полно ценителей водных прогулок, но у нас показатели выше. Так вот, возвращаясь из больницы после разговора с миссис Вайнштейн, я прикинул: а может, у нас такой высокий процент пропаж людей на общую численность населения именно потому, что народу тут немного живет? Возьми что само побережье, что этот поганый остров – туда вообще никто не лезет. А там, куда никто не лезет, легко и спрятаться... так схорониться, что на много лет ни одна живая душа про тебя не вспомнит. Если вести себя тише воды и ниже травы, конечно.
– Как подпольщики, да?
– Ага, что-то в этом роде.
Шеринг подумал об этом. В словах Питерса был определенный смысл – правда, чтобы свести все воедино, нужно было придерживаться довольно гибкого подхода. В общем-то, ничего невозможного здесь не было. Уйма людей прячется от здешних слабых намеков на цивилизацию... в основном дети, но есть и взрослые... какая-нибудь ветхозаветная секта, возможно. Хотя... секта здесь... в штате Мэн? Да все бы уже давно на ушах стояли.
С другой стороны, в разгар туристского сезона на побережье появляется столько лодок, что исчезновения пары-тройки никто не заметит. И еще – через штат Мэн в Канаду в обоих направлениях вдоль побережья курсирует целая кавалькада машин (впомнить хотя бы случай миссис Вайнштейн); многие из них совершают весьма дальние рейды. И если на столь большом отрезке пути кто-то вдруг потеряется, потом будет непросто определить, где именно пропажа произошла. Особенно если вовремя припрятать саму машину. По дорогам бродит масса местных оболтусов. Их совсем нетрудно подловить – а полиция потом скажет: ну ничего, молодежь перебесится да возвратится...
Значит, странное прибрежное сообщество подпольщиков состоит из «потеряшек»?
Или оно в ответе за все исчезновения?
Что так, что этак – слишком много вопросов остается.
Кроме того, Шеринг давно научился доверять интуиции Питерса. Несмотря на все разговоры шефа о том, что он, Сэм, дескать, домогается его места, на самом деле Шерингу хотелось совсем другого, а именно – и дальше работать с этим усталым тучным мужиком и еще многому научиться у него, а отнюдь не сидеть в его кресле. Если в штате и имелся лучший, чем Питерс, полицейский, то Шерингу о таком пока не доложили. Разумеется, ему хотелось получить повышение по службе – возможно, очень даже хотелось, – однако он был вполне готов ждать того момента, когда Питерс сам дозреет до этого.
– То есть проблема в том, чтобы определить, где именно нам искать, – пробормотал Шеринг. – Я бы прочесал пять квадратных миль, двигаясь от Катлера к Дэд-Ривер. Как бы изнутри, от внутренней части округа, к побережью.
Питерс кивнул.
– Только людей надо будет побольше взять, – добавил помощник.
– Обязательно. И знаешь что, Сэм? Начни-ка собирать их сию секунду.
– Добро. Когда выдвигаемся? Сегодня вечером?
– Конечно. Ночь должна быть хорошей, ясной. Можно пойти, пока у нас еще светлое небо над головой. И прежде, чем нам придется вылавливать кого-нибудь из воды.
– Хорошо. Я позвоню жене.
– Да, и постарайся заручиться помощью того джентльмена с сивухой. Как, говоришь, его зовут?
– То ли Дамер, то ли Доннер... как-то так. Я найду его.
– Только давай с этим делом в темпе, Сэм.
– Темп – это то, что помогает мне оставаться худым, – Шеринг ухмыльнулся.
– Следи за языком, сынок, – отмахнулся Питерс.
19:30
Мардж была на кухне и мыла посуду. «В ее духе, – подумала Карла, – не провести в доме и двух часов, но уже взвалить на себя половину грязной работенки. – Она посмотрела на то, что осталось от жаркого. – Даже на сэндвич не наскребется, – вынесла она вердикт, счистила все объедки в мусорное ведро и взяла полотенце.
– Давай я буду хотя бы вытирать, – сказала она.
– Давай, – разрешила Мардж.
«У меня крутая сестра», – признала Карла. Ей было приятно, что Мардж сейчас рядом. Ей было трудно понять семьи, где братья или сестры вечно цапались друг с другом или не ладили в принципе. У них вот все проходило отлично. Более того, Мардж была, пожалуй, единственным на земле человеком, с кем Карла могла по-настоящему ужиться. Ссорились они крайне редко, а если такое и случалось, то длилось совсем недолго, и потом никто ни на кого не держал зла. Скорее всего, так получалось потому, что они ни в чем никогда не соперничали. В этом-то все чудо. А на чудеса, даже такие маленькие, редко кому везет.
Выглянув в окно, Карла увидела, что остальные стоят на крыльце, курят и о чем-то болтают. «Пусть они побудут там еще немного», – пожелала она.
– Карла, мы могли бы с тобой как-нибудь поговорить? – вдруг спросила Мардж.
– Конечно. О чем?
– Да так... о всяком. Давно мы по душам не общались. Целую вечность, сдается мне.
– По поводу Дэна?
– Да, и о нем тоже. – Мардж прополоскала стакан от мыльной пены, явно будучи в мыслях где-то очень далеко отсюда. – Знаешь, на что я потратила всю последнюю неделю?
– На что?
– На походы к психотерапевтам. К трем разным, чтоб ты понимала.
– И как оно?
– Ну, не сказать, что безнадежно, – ответила Мардж таким голосом, будто этот факт ей самой показался откровением. – Эта самая первая, женщина, полчаса слушала меня, ну и сказала, что выпишет мне рецепт.
– На что?
– На антидепрессанты, наверное. Но я сказала, мне не нужно. Потом был мужчина. И он тоже предложил медикаментозное решение. Правда, после того, как я немного полежу в стационаре.
– Боже... В больнице?
– Ага. Он выявил у меня клиническую депрессию.
– И он, по-твоему, прав?
– Ну, сейчас мне получше. Если сравнивать с ситуацией трехмесячной давности. В ту пору да с такой хандрой... у меня бы сил не хватило сходить к врачу. И это заставляет меня задуматься... о том, что я все-таки как-то пережила эти три месяца.
– Значит, этот твой врач ни черта не смыслит.
Мардж оторвала взгляд от посуды и улыбнулась.
– Мне понравился третий. Он не стал предлагать подсаживаться на таблетки или лечь в больницу. Мы с ним целый час проболтали о том о сем, и под конец он заявил, что, как ему кажется, мы с тобой просто конкурентки по жизни.
– Конкурентки? Ты... ты думаешь, он прав?
– Не исключено.
– Но за что нам с тобой конкурировать, господи?
– Знаешь, я постоянно ощущаю такую давящую бесцельность. Вся моя жизнь пустая до одури.
Карла не удержалась от смешка.