Нет. Кулак уже долетел до лица.
Бить кулаками не учат в школах фехтования. Бить кулаками учат в тюрьмах и каменоломнях. Точнее, не столько учат, сколько заставляют учиться на собственном опыте. У Мятого этого опыта хватало. Мальваузен упал как мертвый.
Мятый с мечом Мальваузена встал перед двумя солдатами. Вот они уже успели встретить его оружием.
Мастером фехтования как Высокого искусства Мятый никогда не был. Он просто умел бить людей руками и палками. Налетел на ближайшего из солдат, обошел его полукругом, прикрываясь первым противником от второго и яростно звеня клинками. Мощным ударом отбил в сторону меч солдата и пронзил ему горло.
Напал на второго, яростно рассекая воздух, и вынудил того сделать глупейшую ошибку. На улице никогда нет достаточно места, где можно безопасно отступать назад. Солдат не то запнулся, не то поскользнулся и пропустил удар в голову.
Этих двоих Мятый добивать не стал, и так не жильцы. Раненого ножом в живот солдата и лежавшего без чувств Мальваузена просто ткнул острием в грудь. Куда попало, туда попало. Темно уже.
— Что уставились? — прикрикнул Мятый на зевак, столпившихся на крыльце и на той стороне улицы, — Мне от вас ничего не надо. Знаете, кто я?
— Разбойник какой-то, — ответили ему.
— Да. И свожу личные счеты, — сказал Мятый, — Не лезьте. Дайте уйти и не стойте на дороге. Как говорил Иисус, поднявший меч, мечом погибнет.
— Проваливай, — ответил ему кто-то из темноты, и несколько голосов поддакнули.
Вместе они бы смяли его, но всем было плевать и на победителя, и на побежденных. Вот попробовал бы он кого-то из местных обидеть, тогда другое дело.
Мятый не показывал страха, потому что знал, что в случае чего он просто убежит. Крестьяне не умеют бегать. Если только молодые. Но молодых и небитых он уделает двоих-троих просто руками, если они его и догонят.
— Друга моего отлейте водичкой, заберу его, — показал он на Терцо.
— Сам отлей. Вода денег стоит.
Мятый подошел к коновязи, взял у какой-то лошади недопитое деревянное ведро и вылил его на голову Терцо.
Терцо фыркнул и приподнялся на локтях.
— Вытаскивай свое и уходим верхом, — сказал Мятый, присев рядом.
— Ага, — ответил Терцо и уплелся в конюшню.
Мятый опоясался поясом Мальваузена с ножнами к красивому мечу и кинжалом. Забрал его поясную сумку, где позвякивало серебро. Отвязал одного мула.
Терцо вышел, волоча за собой две небольшие, но очень тяжелые на вид переметные сумы. Хоть на плечо вешай, хоть на коня. Подошел к мулу.
— Эй, а где…
Мятый ударил его кинжалом в грудь. Выдернул клинок, присел над упавшим Терцо и перерезал ему горло. Не без труда перекинул сумы через мула перед седлом. Вскочил в седло и ускакал, куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону Монкальери, и за околицей ему пришлось перейти на шаг.
На самом деле, крестьянам вовсе не наплевать на то, что у них в деревне кого-то убили. Одно дело благородная дворянская дуэль, другое — разборки между разбойниками. Никому не нужно, чтобы по окрестностям бродил убийца, место которому на виселице. Сегодня он убил бог знает кого, завтра убьет славного парня.
Но крестьяне потому и крестьяне, что не умеют реагировать на нештатные ситуации с нормальной для рыцарей скоростью «вот меч, а вот голова с плеч». Они, конечно, могут пойти прочесывать местность и прочешут до последнего сарая, свою землю они знают. Но сначала соберутся, посоветуются, отправят гонцов по соседям, дождутся разрешения от сеньора. Может и вовсе переложат задачу свершения правосудия на широкие рыцарские плечи.
Мятому со своей особой приметой предстояло спрятать две тяжеленные сумки и себя самого в совершенно неизвестной местности, где и местного населения немало, а приезжих сейчас и вовсе без счета. Не говоря уже про семьи Сансеверино и Ваньоне с их егерями и собаками.
Но он знал, где его с радостью примут. У отца Жерара — настоящего атамана.
Мальваузен пришел в себя, когда его пошевелил за плечо какой-то мужик. Адски болела нижняя челюсть. В груди ныло сломанное ребро.
Благодарение Богу, Мальваузену досталось его же мечом. Легкий колющий меч. Остро отточенный и без зазубрин. Начищенный до блеска. Самое чистое и безопасное, чем могут проткнуть человека в царствование короля Франциска. Повезло, что острие уперлось в ребро. Страшно подумать, что оно могло бы пройти насквозь в землю через легкое и затащить в рану грязищи на обратном ходе.
— Люди, помогите, — прошептал он, с трудом ворочая языком.
Ему, конечно, помогли. Свидетелям было стыдно, что они струсили, и убийца ушел у них из-под носа. Они искренне хотели сделать что-то доброе, чтобы загладить этот стыд.
12. Глава. 27 декабря. Неприятный сюрприз
Вскоре после ухода солдат, к воротам Санта-Мария-ди-Карпиче подъехала карета в сопровождении всадника. Из кареты, как ни в чем не бывало, вышел алхимик Иеремия Вавилонский. Ему открыли калитку.
— Что вы все такие грустные? — спросил Симон.
Как плотину прорвало. Монахи наперебой принялись рассказывать ему про убитых и про то, что неизвестные воры приходили не по монашьи души, а по алхимическое барахло. И чего он такого понатащил в богоугодную обитель, что за этим такие скверные люди охотятся.
Симон схватился за сердце и бросился к кузне. Сундука с золотом и след простыл. Вообще всего привезенного на неделе имущества след простыл. Нигде ничего. И Пьетро тоже исчез. Возчик должен был поставить телегу под погрузку. Приезжал? Ставил? Или поорал на закрытые ворота и вернулся?
— Что случилось? — рядом с Симоном встали Фредерик, Кармина и Маринелла.
— Беда, — выдохнул Симон, — Кто-то ограбил нас до нитки.
— Кто?
— Кто бы ни был, если он знает, кто мы и что сюда привезли, то он нас еще и убьет, — сказала Кармина.
— Меня как раз хотели убить, — сказал Симон.
— Что здесь такое? — подошел строгий аббат, — Почему женщины внутри стен мужской обители?
— Виноват, Ваше преосвященство, — ответил Симон, — Позвольте представить, моя невеста Маринелла и наш благородный покровитель герр фон Нидерклаузиц с супругой. Я думал, что заберу свое добро и уеду сегодня до заката.
— Кто из вас стал бы все грузить? — спросил аббат и тут же вспомнил, — Ты просил разрешения для возчика с телегой.