Ключ к пониманию произошедшего можно найти в словах и действиях Иисуса во время последней вечери. Взаимоотношения между Авраамом и Богом были зафиксированы заключением завета. Это было взаимное обещание, которое было скреплено жертвоприношением (Бытие 15:8-17). С приходом Мессии, на новом этапе Божьего плана, мы должны ожидать того же: еще одно взаимное обещание, скрепленное жертвой. В этот критический момент, когда начинается новое мессианское устройство, включающее евреев и язычников, открывается другой завет. Таков глубочайший смысл того, что происходит в горнице, когда Иисус объявляет, что Его предстоящая смерть жертвенно подтвердит «новый завет» между Богом и Его творением (Луки 22:20; 1 Коринфянам 11:25; 2 Коринфянам 3:6; Евреям 9:15; 12:24). «Сия чаша есть Новый Завет в Моей крови». Теперь действует новое связывающее правило, которое повторяет завет Авраама и в то же время расширяет его. Послание к Евреям использует Иеремию 31:31–34, чтобы показать, что это было предвосхищено с самого начала: «…Я заключу с домом Израиля… новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их…». И далее в Послании к Евреям говорится: «Говоря “новый”, показал ветхость первого» (Евреям 8:13). Происходят тектонические сдвиги, уважающие наследие Авраама, опирающиеся на обетования, которыми он пользовался, и все же несущие в мессианскую эпоху нечто новое. Благословение язычников уже началось.
Павел не забывает о двух других обетованиях Авраама: У Авраама будет много потомков, а у народа Авраама будет земля. Но мы видим, что эти обетования углубляются и расширяются. Фантастический рост рода Авраамова теперь включает детей, которые живут по всему Средиземноморью и заявляют о своих галатских, римских и арабских предках. Петр ясно говорит об этом в своей речи в день Пятидесятницы (Деян. 2:7-12), когда дар Духа выражается в речи, которая звучит не просто как арамейская, но как язык, который могут понять парфяне, каппадокийцы, египтяне и критяне. Но и евреи поймут его. Это новое мессианское движение – движение детей Авраама – охватит различные культуры. В этом и заключается смысл утверждения Павла в Послании к Галатам 3:26: «…все вы сыны Божии».
А как насчет обетования земли? Это тоже было частью завета Авраама. Если идентичность его потомков претерпевала изменения, то как быть с Ханааном? В одном из самых радикальных предложений Павел показывает свою осведомленность об обетовании земли из Бытия 17:8, но затем меняет слова этого обетования. «Ибо не законом даровано Аврааму, или семени его, обетование – быть наследником мира, но праведностью веры» (Римлянам 4:13). Мира? Что же случилось с Ханааном? Область потомков Авраама теперь не ограничивается Святой землей. Она охватывает весь мир, потому что дети Авраама, рожденные по вере в Иисуса, теперь живут по всему земному шару.
Поэтому в Галатам 3:28 мы видим, как Павел подрывает привилегии, на которые люди часто претендуют, но которые теперь во Христе должны исчезнуть. В Теле Христовом нет привилегированных различий по полу (мужчина/женщина), социальному статусу (раб/свободный) или этнической принадлежности (иудей/грек). Конечно, различия в этих категориях остаются, но в Евангелии преимущества исчезают, потому что Христос создал новое сообщество. Женщина-гречанка или рабыня (маркеры, которые в иудейском мировоззрении понижали социальный статус) могли стоять рядом с мужчиной-евреем или свободным гражданином Рима.
Это понимание того, что дети Божьи теперь приветствуют представителей любой национальности на любой земле, лежит в основе миссии ранней церкви к язычникам. Она не должна была быть этнически исключительной общиной. Ранним иудейским христианам было трудно понять этот урок. Но видение Петра о полотне и «чистых и нечистых» животных (Деяния 10) подтвердило новое видение. В ответ на возражение Петра прозвучали эти вечные слова: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым» (Деяния 10:15; 11:9). То, что Петр понимает этот новый взгляд на мир – отказ от племенных рефлексов, принятие глобальных инстинктов – доказывается, когда он отправляется прямо в языческий город Кесарию и обращает римского офицера Корнилия.
Показательна также длинная речь Стефана в книге Деяний (Деяния 7:1-53). Неудивительно, что слова Стефана были встречены с негодованием (Деяния 7:54–60), потому что в них он заявляет, что так называемые столпы, на которых стоял иудаизм первого века, теперь перестраиваются. Святая земля (которую неустанно защищали) теперь включает в себя Египет и Месопотамию. Храм (бесконечно прославляемый) отныне неуместен. А Писание (исполняемое со всем усердием) станет основанием для суда, а не местом убежища, потому что его читатели не приняли Иисуса. Стефан разрушает общепринятые категории немессианской религиозной идентичности. Его аудитория прекрасно понимает это. И за это они его убивают.
Таким образом, церковь является продолжением рода Авраама – теперь известного как мессианская авраамическая община – полностью открытая для всех. Обетования, данные Аврааму, были расширены и углублены. И церковь теперь внемлет призыву искупить мир. Это не новое, а древнее призвание, которое началось в Бытие 12.
Эта новая авраамическая идентичность также объясняет, почему церковь использует язык и категории, принадлежащие еврейской Библии. Церковь теперь «народ Божий» (Римлянам 8:27; 2 Коринфянам 13:13 и т. д.). Более того, церковь – это «храм Божий». Это ясно объясняется, когда Павел пишет коринфской церкви: «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят; а этот храм – вы» (1 Коринфянам 3:16–17). Эти слова просто потрясают. Мы должны сделать паузу и подумать, как бы они прозвучали среди еврейских друзей Павла. Древнее наследие переживает переосмысление. Это объясняет, почему христиане имеют право использовать еврейскую Библию как свою собственную. Мы можем цитировать пророка Исаию 12:2 в поклонении – и хотя изначально эти слова были обращены к израильской аудитории, теперь, поскольку мы в церкви принадлежим к авраамическому древу, мы можем использовать их в поклонении:
«Вот, Бог – спасение мое:
уповаю на Него и не боюсь;
ибо Господь – сила моя, и пение мое – Господь;
и Он был мне во спасение».
Важно помнить, что в Новом Завете церковь никогда не описывается как