И все же большинство участниц той конференции (вместе с некоторыми пришли их прогрессивные мужья) не назвать самыми серьезными жертвами этой несправедливости. Многие были богаты. Многие хорошо образованны. Большинство — белые, осчастливленные классовой и кастовой системой своего времени. Они могли бы довольствоваться привилегированной жизнью и заниматься своими делами. Однако их оскорбляло отсутствие прав у других людей.
«Женщины чувствуют себя ущемленными, угнетенными и обманным путем лишенными своих самых священных прав», — заявили они, не собираясь успокаиваться, пока не произойдут перемены. Они не были наивны и не ожидали, что все случится само собой. По кампании Кларксона в Соединенных Штатах, в которой сами участвовали в течение многих лет, они знали, что существует тактика, с помощью которой права можно завоевать. «Мы будем нанимать агентов, распространять брошюры, подавать петиции в законодательные органы штата и страны, стремиться задействовать проповеди и прессу в своих интересах», — писали они, предрекая конференцию за конференцией, одну волну сопротивления и давления за другой, до тех пор пока все женщины не получат того, чего заслуживают.
В точности так и произошло.
После конференции в Сенека-Фолс в 1848 году последовали многочисленные волны, постепенно обретая разнообразие — как в экономическом, так и в расовом плане. В 1851 году женщина по имени Соджорнер Трут поднялась на сцену и произнесла свою знаменитую речь «Разве я не женщина?» Хотя позднее ее излагали на диалекте рабов-южан, Трут, уроженка Нью-Йорка, изъяснялась на безупречном английском. «Я — права женщин[107], — заявила она с полной уверенностью. — У меня столько же мускулов, сколько у любого мужчины, и я могу делать столько же, сколько любой мужчина. Я пахала, жала, лущила, рубила и косила, и может ли какой-либо мужчина сделать больше?»
В свое время она подвергалась тройной дискриминации. Женщина. Черная. Бывшая рабыня. Однако она не только требовала своего места за столом, но и неустанно боролась за послевоенные поправки, хотя они фактически предоставляли права только чернокожим мужчинам. Но ее интересовала не какая-то одна группа, а равенство и достоинство для всех, сколько бы времени это ни заняло. «Я сорок лет прожила рабыней и сорок лет свободной[108], — заявила Соджорнер Трут на собрании американской ассоциации борьбы за равные права в 1867 году, — и пробыла бы здесь еще сорок лет, чтобы добиться равных прав для всех. Я полагаю, меня держит здесь то, что мне еще предстоит что-то сделать; полагаю, мне еще предстоит помочь разорвать эти цепи».
По ее словам, теперь, когда лед расколот, важно, чтобы дело не заглохло, важно продолжать будоражить людей. То, что сделала Гражданская война, то, что сделали Тринадцатая, Четырнадцатая и Пятнадцатая поправки[109].
В 1872 году ситуацию всколыхнула Сьюзен Энтони — аболиционистка, феминистка и подруга Трут. Она писала еще одной активистке Элизабет Кейди Стэнтон: «Ну, я пошла и сделала это! Я проголосовала за республиканскую партию сегодня в семь утра». Ее немедленно арестовали и отдали под суд. Она оспорила приговор, отказалась подчиниться и заявила: «Никогда не заплачу ни доллара из вашего несправедливого штрафа»[110].
Для освобождения рабов потребовалась война, но сейчас женщины собирались вести войну иного рода — против государства, которое насаждало несправедливость. Если Сьюзен Энтони бросила судье словесный вызов, то следующее поколение женщин пошло гораздо дальше.
По другую сторону Атлантики действовала Эммелин Панкхерст. В детстве ее брали на сбор средств для недавно освобожденных американских рабов. После смерти мужа они с дочерью вели непрекращающуюся борьбу за права женщин. В отличие от других суфражистских организаций, ее ассоциация выстраивалась вокруг двух принципов. Во-первых, избирательное право — та вещь, на основе которой можно решать другие проблемы женщин, и, следовательно, оно — их единственная цель. Во-вторых, в этой борьбе важны дела, а не слова. Позднее Панкхерст объясняла: «Не выступления, а заключения в тюрьму — вот что принесло нам поддержку английских рабочих».
А в тюрьму они попадали часто.
За то, что они прерывали политиков. Появлялись на сцене на мероприятиях. Целенаправленно уничтожали общественное имущество (как правило, бросали камни в окна) — так они пытались доказать, что общество ценит что угодно больше, чем женщин. Они использовали ненасильственные акции[111], но это была игра в одни ворота: одни носили под одеждой картон, чтобы защититься от побоев, которые регулярно получали, другие обучались боевым искусствам, чтобы парировать удары гораздо более крупных нападавших.
Оказавшись в тюрьме, они отказывались смиряться и устраивали голодовки, едва не доводя себя до смерти. В своей знаменитой речи Панкхерст, взяв пример с Катона, который умер, но не стал служить Цезарю, объяснила, что отказывается признавать легитимность правительства, ущемляющего своих граждан.
«Вы можете убить любую женщину, — говорила она о себе и своих коллегах, — но тогда она ускользнет от вас; вы не сможете управлять ею. Никакая власть на земле не в состоянии управлять человеком, не дающим своего согласия, каким бы ничтожным он ни был». Одна из суфражисток, Эмили Дэвисон, некогда пыталась совершить публичное самоубийство в знак протеста против насильственного кормления феминисток, устроивших в тюрьме голодовку. А в 1913 году она, с плакатом о правах женщин[112] в руках, была растоптана королевской лошадью. Ее жуткая смерть, намеренная или нет[113], запечатленная кинокамерой, предвосхитила публичную мученическую смерть буддийского монаха Тхить Куанг Дыка, сжегшего себя 50 лет спустя. «Одна большая трагедия, — говорила она ранее, — может спасти многих других людей».
Тем временем в Америке женщины — их называли Безмолвными стражами — молча стояли перед Белым домом, держа плакаты с различными надписями, например «ГОСПОДИН ПРЕЗИДЕНТ, КАК ДОЛГО ЖЕНЩИНЫ ДОЛЖНЫ ЖДАТЬ СВОБОДЫ?» — в дождь, в мокрый снег, в изнурительную жару, подвергаясь избиениям, освистыванию и арестам. Уведенных сменяли другие.
Керри Чапмен Кэтт, которая родилась через 10 лет после съезда в Сенека-Фолс, позже попытается количественно выразить, сколько времени заняла эта борьба поколений и что именно в ней потребовалось:
Чтобы убрать из Конституции слово «мужчина», женщинам страны потребовалось 52 года беспрестанной борьбы… За это время им пришлось провести 56