– Вежливая форма в Китае, правда, слегка устаревшая, – нервно хихикнула я. – Не обращай внимания. Проще привыкнуть, чем изменить.
Мы продолжили путь по галерее, следуя за пятнами крови. Курсант распахнул дубовую дверь, третью по счету от лестницы.
– Клара, беги, не медли! Спрячь учеников в Доме Счастья!
– Я останусь. Хочу сразиться с драконом, хочу отомстить за дядю.
– Беги, любимая, я прикрою, жизнь моя, счастье, заклинаю: спасайся! Он подчинил манекены!
Эти звуки ударили в сердце, окутали болью все тело. Я упала на колени, прижав скрипку к груди. Снова расплакалась от жгучей тоски, что отравила душу.
В центре комнаты лежал Михаил с удивленно-отрешенной улыбкой. Тот, кого в лицо называли мямлей, пиная, притесняя даже на свадьбе, подкаблучник при яркой жене, нелюбимый муж, слабый наследник… Он лежал на спине, полный достоинства, не уронивший чести, сжимая в руке нелепую саблю.
Он казался смешным, никчемным. Хотелось крикнуть: «Зачем оружие? Что ты можешь, домашний мальчик?»
Но я видела и слышала совсем другое. Переломанная мебель, пробоины в стенах, изрезанный паркет под ногами. И звук, мощный яростный хохот, звон сабли, удивление Синга Шё. Две порванные струны на гуцине.
И лилово-черная кровь на лезвии.
Михаил бился на пределе возможностей и сумел задержать дракона.
– Ранил Синга Шё! – подтвердил курсант, осматривая потускневший клинок. – Тот посчитал его легкой добычей. Но Миша – один из лучших бойцов, хоть и не любит оружия. Не любил, – поправился Обухов, прикрывая глаза Михаила. – Тела Клары нигде не видно. Будем надеяться, что спаслась.
– Сочувствуешь исподам? – шмыгнула я, невольно вспоминая темную свадьбу, на которой впервые столкнулась с Изнанкой.
В легкой дымке проявилась невеста, белые волосы, черное платье, яркая, как орхидея, опасная, как ядовитый плющ. И рядом сидел жених, в котором я не различила достоинств кроме безумной страсти и преклонения перед Клариссой.
– Тебе тоже их жаль, – вздохнул Обухов, вынимая из кармана платок.
Думала, вытрет мне слезы, ан нет! Промокнул самый кончик сабли, забирая частичку крови дракона. Что ж, анализ ДНК – хорошая штука, полезная при любом раскладе. Данила хотел забрать и оружие, вывернул кисть Михаила, чтобы разжать сведенные пальцы, но тут снизу донесся многоголосый вой и надрывный крик Юэ Луна:
– Долли, очнитесь, спасайтесь!
4.
Не сговариваясь, мы кинулись вниз. Даня прыгнул через перила, я суетливо побежала по лестнице.
В первой зале, до этого полной трупов, снова разгоралось сражение. Юэ Лун рассыпал вокруг талисманы, горевшие желтым в витражных сумерках, и руками выделывал странные пасы, словно собирал кубик Рубика или складывал головоломку.
Долли стояла за его спиной, безучастная ко всему, но живая, клятая Изнанка, живая! Все еще цепляющаяся за Матвея, взглядом, подолом нарядного платья, готовая прикрывать его, а не ведущего бой Китайца. И все-таки, пусть и с мутным рассудком, Даша была невредима физически.
Юэ Лун, ты ж мой герой!
Инспектор отряда Найхэ извлек из пояса гибкий меч, такой же, как у Варьки Осокиной, и врубился в ряды нападавшей нежити, являя миру красоту кунг-фу.
Их было много, десятка два, и они нападали с отчаянной силой, с презрением к боли, к нанесенным увечьям, даже к потере конечностей.
– Кто они такие? – крикнул Данила, помогая Китайцу колодой карт. – Откуда взялись, ведь не было?!
– Марионетки, – улыбнулся Китаец, буквально озаряя темноту вокруг. Его самого почти не было видно, лишь улыбка сияла маяком во мгле. – Повылазили из-под груды тел. Валялись тут, притворяясь трупами, а теперь решили размяться. Не знаю, что их пробудило, я беседовал с Долли, и тут началось.
Мы с Даней переглянулись, я вскинула к подбородку скрипку.
Манекены подчинились дракону, поймавшему остатки сознания в изысканный музыкальный капкан. Они ждали появления Даши Сорокиной, та должна была посетить завод и забыть обо всем над телом Матвея. Одного Синг Шё не учел: от горя у Долли помутился рассудок, она выла, кричала, а эти звуки не смогли пробудить манекены. Лишь когда Юэ Лун ее вывел из ступора, сработала заложенная программа. Разумные фразы Долли активировали ловушку.
– Их слишком много и им все по фигу! – подвел краткий итог курсант, тщетно пытаясь умертвить манекены.
– Руби сухожилия, пусть поползают! – посоветовал милашка-инспектор, вновь заразительно улыбаясь. – Между прочим, в древнем Китае было наказание «человек-палка». Преступнику отрубали руки и ноги…
– Четвертование, «кровавый орел», – парировал Обухов, метая карты. – В этом Европа поспорит с Азией.
– В Европе не было линчи!
– Вам заняться нечем? – крикнула я, отбрасывая марионетку пристрелочной звуковой волной. – После обсудите эстетику казней!
Если Синг Шё с помощью музыки подчинил манекены Гордонов, стоило приложить усилия и внести диссонанс в мелодию, разрушить заклятие изнутри. Я вслушивалась до головной боли в бездушные тела манекенов, пыталась уловить общий ритм и тональность. При этом старалась не думать о том, что до визита в «Рассвет» они были людьми, здоровыми, сильными, просто утратившими веру и цель. Здесь их пытали, выцеживали до последней капли стремление к жизни, а затем превращали в андроидов с программой служения господину. Позже ужаснусь и прокляну клан Гордонов. Хотя кого теперь проклинать? Позже разберусь, чего во мне больше – ненависти или сочувствия.
Китайцу проще, он верит в судьбу. В то, что любое деяние найдет отражение в прошлом и будущем, в то, что все предначертано. Поэтому высшая цель человека – как раз недеяние и пустота, отсутствие эмоциональных привязанностей. В этом возможность покинуть клетку и подняться на новый уровень.
Манекены ослабили натиск, кто-то споткнулся, кто-то столкнулся. Кто-то, изувеченный гардемарином, оставил попытки встать на ноги. Мне удалось набором нот вклиниться в перелив гуциня, разрушая магию, отменяя приказ. Ну а что, мне только дай волю, обожаю обламывать чужие планы!
Парни отступили поближе ко мне, Юэ Лун взял Долли под локоть.
– Предлагаю, пока не очнулись инцы, отступить к Кудринской площади, – Китаец кивнул на подземный ход.
Даня всерьез задумался. Долг велел дожидаться Фролова и охранять место убийства, но он чуял: вскрыты не все ловушки, а с нами полуживая Долли, обмякшая в руках Юэ Луна. Курсант мельком взглянул на меня. Я не знала, что ему посоветовать, но отчаянно мечтала свалить отсюда. Не вдыхать эту вонь, не сражаться с трупами. Если честно, мне тоже хотелось обвиснуть тряпочкой в руках Юэ Луна и развидеть кошмары завода.
Обухов сморщился, но принял решение, подошел, подтолкнул к проходу:
– Провожу вас в Дом авиаторов, а потом вернусь получать нагоняй. Аля, позаботься о Долли, а мы с инспектором вас прикроем.
План