Она поставила бокал с вином на стекло стола. Воздух отсырел. Навес был сложен.
Вернувшись в дом, Тесса долго искала полотенце. В доме у Криса не хватало некоторых обыкновенных вещей — они, видимо, были собственностью Дианы. Она взяла несколько бумажных полотенец, вернулась к столу, протерла его.
Открыв почту, она обнаружила свое недописанное письмо Эдварду Трелони.
Доктор Трелони!
Согласно моим сведениям, некоторые из коллег собираются обсудить с Вами, насколько уместно приглашать доктора Эклса на раскопки на Изола-Сакра в качестве специалиста по творчеству Публия Мария Сцевы. Я взяла на себя смелость написать Вам напрямую и сообщить, что после подтверждения своей докторской степени в мае буду соответствовать всем требованиям, предъявляемым к этой работе. Степень важности моей…
Подумалось про Дороти — та будто смотрела, как она порочит ее сына. Тесса, поморщившись, закрыла письмо, будто изгоняя злого духа. Сделала изрядный глоток вина, терпкого, бодрящего, слегка запрокинула голову, посмотрела, как по решетке у кирпичной стены карабкается виноградная лоза, увидела окно второго этажа, тени кровельных балок в ночи, а когда она опустошила бокал и поставил его на стол, прямо перед ней, в обрамлении слегка колышущейся занавески за стеклянной дверью, возник чей-то силуэт.
— Ты бросила меня там, — тихо произнес знакомый голос. Голос Криса.
— Я думала, ты задержишься на несколько дней, — произнесла Тесса в темноту, казавшуюся непроглядной. Захлопнула компьютер, загасив белый свет, бивший в глаза. Она испугалась, но то, что это не призрак, стало некоторым облегчением.
Крис переступил порог, пошатнулся рядом со стойкой для садовых инструментов. Глаза Тессы постепенно привыкали к темноте. В руке у Криса были бокал и бутылка.
— Убежден, ты знаешь, почему я приехал, — сказал Крис. В его голосе сквозило обвинение, которое одновременно и напугало Тессу, и приободрило.
— В этом я не уверена, — сказала она. — Я отлично помню, как ты сказал, что должен остаться в Хэмпшире. Я что-то не расслышала?
— Пожалуйста, не торгуйся, — ответил он.
Бутылка звякнула по стеклянной столешнице. Глаза Тессы привыкали к темноте.
— Мы там сидели рядом, и ты наверняка все поняла. И все-таки меня бросила.
На миг Тессу парализовала его настойчивость. Потому что она все знала — знала давно.
— Крис, ты уверен, что тебе сейчас лучше всего быть именно со мной?
— Как ты можешь спрашивать такое?
— Тебе наверняка будет легче среди родных.
— Каких родных? — спросил он. — Ты — единственная ниточка, за которую я могу уцепиться.
— Крис, — произнесла она.
— Нет, я должен тебе все сказать. — В голосе его послышались визгливые нотки. — Потому что я сегодня весь день думаю о душе и о том, верю я в нее или нет.
— О душе?
— Мама была верующей. Всю жизнь. Я — нет. Одна ее подруга любила повторять: а чего бы не верить в Бога, потому как что ты теряешь? Если веришь и Он существует, попадешь в рай. Если не веришь, а Он существует, не попадешь. Веря, ты ничего не теряешь, так что мыслишь логично — лучше верь. Я считал, очень ловко сказано, и некоторое время все твердил маме, что верю в Бога именно на таких основаниях, чем, разумеется, доводил ее до белого каления. «Если ты веришь по этой причине, нет любви в твоем сердце», — говорила она. — Крис приложился к бокалу, а потом продолжил: — Если, однако, у меня есть душа, то тогда — если она у меня есть — она существует только ради тебя. Я — уж какой есть — просто перестану существовать, если тебя потеряю. Да, руки и ноги по-прежнему будут при мне, язык и лицо тоже, но я стану лишь оболочкой, пустотелым. Именно поэтому я и знаю, что состою не из одного лишь тела, не только из материи. Именно поэтому я и знаю, в чем моя вера. Она больше меня.
Тесса пошевелилась не сразу, не позволила телу выдать, что поняла, не позволила выдать даже то, что вообще услышала.
— Я не могу понять, почему ты мне это говоришь, — сказала она.
Он после долгой паузы ответил:
— Потому что я влюблен в тебя.
В первый момент Тесса почувствовала внутри узел отрицания, раздражения, он распустился до удовлетворения, потом снова затянулся в раздражение и скепсис. К лицу прилила кровь.
— Я знаю, что тебе так кажется, — сказала она наконец.
Она с трудом различала его силуэт. Они — лишь два голоса.
— Кажется? Нет, Тесса, я действительно тебя люблю.
— Ты меня не любишь, — стояла на своем она.
— Ты думаешь, это просто увлечение? Увлечение, затянувшееся на три года?
— Чтобы понять, что это не любовь, не обязательно давать другое определение.
— Ты идеалистка.
— Ты испортил мне карьеру, а потом соврал прямо в лицо.
— Чтобы быть с тобой рядом…
Щеки ее опять окатило злым жаром.
— Поэтому ты и написал то письмо, — сказала она.
— Да.
— Спасибо, что хоть признался. Вот только поздновато. Для меня это уже пожалуй что не сюрприз.
— Я слегка зарвался.
— Что верно, то верно.
— Я люблю тебя.
— Крис, не знаю, какое ты испытываешь чувство, но это точно не любовь. Помоги Господи той, в которую ты влюбишься.
— Тесса, ты ничего не понимаешь.
— Крис, не спорь со мной, пожалуйста. Ты же не хочешь, чтобы я прямо сейчас на тебя рассердилась.
— Не сможешь ты убедить меня в том, что я не чувствую того, что чувствую. Более того, ты давно все знаешь. — Фигура Криса придвинулась в темноте ближе к столу. — И когда тебе это нужно, используешь мои чувства в своих целях, а когда нужда отпадает, изображаешь удивление, наивность, как будто никогда меня не поощряла. Говорю я это не в качестве извинений за свой поступок — ему нет прощения, — говорю потому, что это правда.
Садовый стул напротив скрипнул под весом Криса, бутылка звякнула по столу.
— Ты всегда знала, как я к тебе отношусь.
Вот и нет, подумала Тесса. С этим она не согласится, пускай это и чистая правда. Она вообще с ним ни в чем не согласится. Внутри всплеснулся гнев, и на миг она забыла о том, что Крис в трауре.
— Если честно, Крис, ты — последний человек, которого я вообще заподозрила бы в том, что он меня любит. Любой случайный прохожий на