Письмо Нелидовой попало в редакцию как нельзя кстати. Редакция уже имела материал от Чернявского, Редькина и Одуванчика, а тут еще поступило письмо с периферии…
В геологоуправление понаведался сотрудник редакции Мережин. Нелидов ничего другого сказать не мог, как только подтвердил факты, изложенные в письмах. Но Муравьев, мол, талантливый парень…
– Талантам не все позволено, – сказал Мережин.
– Такой уж он человек, с этими делами.
– Как с индивидуализмом?
– Нет никакого индивидуализма, – отверг Андрей Михайлович, хотя об индивидуализме Григория Муравьева написано было его дочерью. – Тут, с этими делами и все такое, – хватил через край; обычная горячность молодых людей. Нет, нет никакого индивидуализма. Я должен предупредить редакцию: Муравьев показал себя отменным организатором и смелым руководителем. Ошибки? У кого их нет? Относительно Талгата могу информировать: Муравьев имел право иметь собственное мнение, а значит, и отстаивать его. Нивелировка мнений никому не нужна. Приречье? Да, тут полный провал…
Прошло еще две недели. Нелидов забыл уже о разговоре с сотрудником газеты, как вдруг однажды утром, в начале рабочего дня, развернув, по обыкновению, местную газету, он прочитал жирный заголовок над большой статьей: «Почему в геологоуправлении плохо идет работа».
6
– Где же мои очки? – начал Одуванчик, хлопая себя по карманам пиджака.
Таинственный вид Матвея Пантелеймоновича Одуванчика возымел свое действие на присутствующих в кабинете начальника отдела металлов Чернявского, Редькина и еще одного геолога, Толстикова.
– Свежая газетка? – спросил Редькин.
– Еще не успела остыть, в доподлинном смысле, – ответил Одуванчик, усаживаясь за письменный стол. – Тут вот статья Мережина о нашем управлении и главным образом о Муравьеве…
Чернявский воспрял. Хотел было вырвать газету у Одуванчика, но тот его отмел от себя, как пылинку.
– Минуточку! Минуточку! – успокаивал Одуванчик.
Наконец-то очки найдены и торжественно водружены на птичий нос…
«Назрела острая необходимость разобраться в некоторых промахах геологоуправления, результатом которых явилось невыполнение плана изыскательских работ за 1942–1943 годы, – начал читать Одуванчик. – В чем же эти промахи? Где же причины, что геологоуправление, в частности, отдел металлов, руководимый тов. Муравьевым, сорвал выполнение плана?
Начнем с отдела металлов и его руководителя…»
– Разрази меня гром! – буркнул Чернявский.
Одуванчик призвал к порядку своего единомышленника и продолжил чтение:
«Допустимо ли такое положение, когда начальник, не считаясь с мнением коллектива, единолично принимает решения, перемещает поисковые разведки как ему заблагорассудится…»
Тут Одуванчик сделал заметную паузу.
– Вот так клюква! – Чернявский не усидел на стуле и, сорвавшись, заходил по кабинету. – Это же настоящий раздолбон, побей меня гром.
– Разделка под орех, – уточнил Редькин.
– В доподлинном смысле так должно и быть, – сказал Одуванчик, давая понять геологам, в каком тоне следует вести комментарии статьи Мережина. – Должен сказать, я именно это предвидел еще в тридцать девятом году, когда впервые имел честь познакомиться с молодым геологом Муравьевым. Григорий Митрофанович, м-да, слишком опрометчив в принятии решений…
– Читай дальше! – остановил философский разбег Одуванчика Чернявский. – Что там еще?
Одуванчик не заставил себя второй раз просить.
«…Осенью 1943 года в предгорьях Саян поисковая партия Толстикова проводила работы по разведке марганцевых руд. Месторождение оказалось не настолько богатым, чтобы понравиться Муравьеву, и он свернул работы. Затрачены были крупные суммы, людские силы, а тем временем другим геологоуправлением в тех же Саянах открыто было богатое месторождение…»
– Это же факты навыворот, – возмутился геолог Толстиков, человек средних лет, один из предприимчивых работников управления. – Кому не известно, что в Саянах на одном участке толклись три изыскательные партии разных геологоуправлений? Что я должен был делать со своей партией, если у меня под носом бурили иркутяне?
– Давай дальше, Матвей Пантелеймонович, – попросил Чернявский, заминая разъяснение геолога Толстикова.
Одуванчик поспешно углубился в газету:
«Практика Муравьева в вопросах разведывания Приречья достойна того, чтобы на ней остановиться особо…»
– Разрешите, Матвей Пантелеймонович!
Одуванчик поднял голову от газеты, с неудовольствием встретил молодого чубастого радиста, который занес радиограмму от Городовикова.
– Э? – проговорил Одуванчик, и щеки его, как оползни, сдвинулись вниз.
– Что еще? – Чернявский заглянул в бумажку.
– Минуточку! Ну-с, товарищ Толстиков, я, в доподлинном смысле, постараюсь изучить ваши предложения. А ты, Нехода, – кивнул Одуванчик радисту, – через часик зайди ко мне.
Радист Нехода и геолог Толстиков покинули кабинет.
Одуванчик начал с того, что прочитал радиограмму Городовикова, в которой было сказано, что геологи Ярморов и Анна Нельская такого-то числа покинули базу изыскательской Ангарской партии и вместе с Варварой Муравьевой направились в сторону Приречья, где они пройдут контрольными маршрутами по следам геологов Редькина и Чернявского.
У Редькина от подобного сообщения губы отвисли. Гавриила Елизаровича бросило в жар.
– Это што, ловит, значит, Муравьев? – с придыхом проговорил Редькин, оглянувшись на Чернявского, соображение которого не отличалось скоростью.
– Што еще за Варвара Муравьева? – не понял Чернявский.
– Варварушку не знаешь? – пробурлил Редькин. – Ее что, зачислили в Ангарскую партию?
Одуванчик в это время что-то обдумывает.
– Тэк-с, – начал он, поднимаясь и складывая газету. – Тем лучше! Тем лучше! За такие дела Нелидов не погладит по головке ни Ярморова, ни Муравьева. Это же, это же – куда хочу, туда и поверну!.. Нет, взгреем будь здоров!
Как раз в этот момент Нелидов вызвал Одуванчика по телефону, попросив подобрать все материалы, касающиеся разведки Приречья…
– Куда требует? Кого? Зачем? – встревожился Редькин.
– К Нелидову. С материалами по Приречью, – пояснил Одуванчик, вывалив на стол груду папок. – Так что, в доподлинном смысле, предстоит последний решительный бой с Муравьевым!
– Вперед! Вперед! – проревел Чернявский. – Победа будет за нами, Матвей Пантелеймонович.
– Разумеется. Разумеется.
Но вот Редькина что-то беспокоило.
– Слушай, Тихон Павлович, если Ярморов двинется по Большому Варгатею…
– Черт с ним, пусть двигается! – окрысился Чернявский, недовольный трагическим тоном Редькина. – Что страшного? Ну Муравьев! Что он из себя представляет? Дым и больше ничего!
– Нет, нет! – остановил Одуванчик. – Силы противника недооценивать нельзя. Тут вопрос сложнее. Первое: разведка Приречья провалилась дважды, и очень громко. Что же делает Муравьев? Он откомандировывает в Приречье свою, в доподлинном смысле, полюбовницу, Варвару, снимает с важнейших маршрутов двух геологов и – по пословице «лыко да мочало, начинай сначала» – двигает новый отряд в Приречье. А за чей счет? Чьи деньги летят на ветер?
– В точку! – подпрыгнул Редькин.
– Все хорошо, все хорошо, – подбодрил Одуванчик. – Одним разом все! Одним разом все! Тем лучше, что он выкинул вот такой номер…
Они подобрали необходимые документы не только по Приречью, но и по Кузнецкому Алатау, по Восточному Белогорью, по Саянам и Талгату, обменялись мнениями и, всячески подбадривая друг друга, пошли к Нелидову…
7
Да, да! Корреспондент все собрал в кучу: все беды, все промахи геологоуправления за много лет. И самое