– Надо смотреть, – лаконично произносит Инесса. – Но не в ближайшее время.
– Он завтра просит, – между делом упоминает её сестра.
– Никак не могу. Ни завтра, ни послезавтра. Ни вообще на этой неделе.
– Что у тебя там за дела ещё такие? – ворчит Анфиса, её чашка звонко ударяется о дно блюдца.
– Сама знаешь. У Брусникиных в окна заглядывают. Надо весь день караулить на подоконнике как наседке, чтобы не пропустить. Ещё на работе двое на больничном – заменять их некому, кроме меня. Ничего не поделаешь, подождёт Андрей Васильевич со своими лицами.
– Ой, а можно мы сами посмотрим на лица, тётушка? – тихим голосом просит Лера, наша младшая сестра. Прелестный ангел с проказливой душой, которого иначе как Лерочкой никто в семье не зовёт, хотя ей давно уже не пять лет.
– Нет, мой птенчик. – Склонившись к племяннице, Инесса гладит её по выгоревшим на солнце, светлым, торчащим во все стороны волосам. – Не ясно, что там Андрею Васильевичу привиделось. Вечно он придаёт ничего не значащим вещам чересчур много смысла. Мне нужно лично во всём убедиться.
– Ну мы ведь тоже с таким справимся, – ворчу я со своего места, языком перекатывая за щекой яблочный леденец.
Тётушка бросает на меня поверх маленьких очков свой непроницаемый серый взгляд. В нём читается бездна опыта и капелька сомнений.
– Ты так в этом уверена?
После подобного вопроса обычно никто уже ни в чём уверен не бывает. Вот и я иду на попятную:
– Н-нет…
– Вот и не прыгай выше головы.
– Но мы ведь можем и помочь чем-нибудь! – просится Ольга. – Так всё лето пройдёт, опять школа начнётся, а мы все каникулы как узники по разным комнатам просидим…
– Будто есть в этом что-то дурное, – бормочет Анфиса себе под нос и сразу же скрывается от недовольных взглядов за чашкой с чаем.
– Ничего интересного предложить не могу. – Инесса пожимает плечами, отчего её чёрная пушистая шаль чуть сползает на спину, но тётушка сразу же ловит беглянку. – Хотя есть одно дело… В гнезде последнее время не слишком спокойно. Вредители повылезали из своих щелей, будто предчувствуют перемены. Нужно их изводить, пока не попрятались обратно.
– Всё верно они предчувствуют. – Прищурившись, Анфиса прожигает сестру непримиримым взглядом.
– Умолкни, ворона, – резко шикает тётушка в ответ. – Так вот. У меня в шкафу стали вещи пропадать. Вы уже взрослые, сами знаете, что нужно делать. Мне возиться неохота, да и некогда, так что выведите древоточцев и отыщите все мои пропажи. Такое вам по силам, думаю.
Ольга сразу же расцветает, я тоже охотно киваю, радуясь, что хоть какое-то занятие появилось. Не часто нам доверяют полноценную работу, пусть и в границах дома.
– Дима, – обращается Анфиса к сыну, – ты тоже помоги.
– Ладно, мам, – лениво бурчит он в ответ, хотя по блеску в глазах видно, что в душе он очень даже рад новому делу и тому, что и о нём не позабыли.
– Так и порешим.
Тётушка хлопает в ладоши, закрепляя свои слова, и возвращается к чаю. Вновь стучат ложечки, шуршат фантики, и наша семья, быстро закончив ужин, расходится по своим комнатам.
* * *
Едва утром тёти покидают гнездо, разлетаясь по своим делам, мы уже готовы трудиться. Нам доверили работу! Давно такого не было, и надо не подвести семью, сделать всё по уму и как можно лучше, чтобы и придраться было не к чему.
Ольга первой просыпается, будит нас с Лерой, свернувшихся клубочками на своих кроватях, и зовёт Диму, который в одной пижаме сразу же прибегает на зов, будто давно уже сидел в коридоре под дверью и только и ждал приглашения войти.
– Давайте-давайте! – строго поторапливает старшая сестра, заплетая свои длинные волосы в крепкую толстую косу. – Быстрее начнём – быстрее похвастаемся итогами работы! Сейчас сделаю завтрак – и вперёд!
Ольга удаляется на кухню, с щелчком зажигает газ и начинает лазать по шкафам, гремя посудой как беспокойный призрак. Я слышу, как она тихо напевает себе под нос какую-то навязчивую мелодию и, шлёпая тапочками, бродит туда-сюда, пребывая в отличном расположении духа.
Мы же с Лерой, протирая заспанные глаза, идём умываться. В ванной зеркало опять забрызгано мятной зубной пастой, и её свежий аромат витает над раковиной.
Младшая сестра что-то невнятно бормочет, не вынимая щётки изо рта. Белая пена течёт у неё по губам и капает на воротник пижамы.
– Неряха! – Я мокрой ладонью убираю мятную кляксу с её одежды. – Чего ты там сказала?
– У меня вчера бусины под кровать закатились, – повторяет Лера и вновь пачкается пастой. – Я хотела их собрать, но не достаю…
– Сейчас посмотрим, – обещаю я, а сама слежу, как бы Лера не вымазалась вся в белой пене. Удивительный ребёнок – она может выглядеть невинным ангелом, сидя посреди лужи. Грязь пристаёт к ней как намагниченная, а Лера даже внимания на это не обращает. Если бы не мы с Ольгой, то она бы уже давно превратилась в дикарку со спутанными волосами, чумазым личиком и дырявой одеждой.
В нашей общей детской сестра первым делом лезет под свою старую металлическую кровать и кричит оттуда:
– Вон там! Видишь? Они рассыпались, а я не дотягиваюсь.
Я опускаюсь на колени и, касаясь ухом холодных половиц, заглядываю под кровать. Там темно и ужасно пыльно, хотя недавно моя метёлка была и в этом безрадостном месте – я готова поклясться! Ничего не видно, и только от дыхания клочки пыли перекатываются как невесомые облака.
– Неси из коридора веник, – строго велю я и, как только верная метёлка оказывается в руках, сразу же тянусь ею в дальний угол.
Веник без единого звука мгновенно кто-то крепко хватает и со всей силы начинает его дёргать. Я впиваюсь пальцами в ручку, не собираясь так просто сдаваться, будто этот веник мне дороже всего на свете. Лера, распахнув свои большие ясные глаза, с интересом наблюдает за тем, как мы играем в перетягивание метлы целую минуту. Но в конце концов вредитель побеждает, вырывает веник из моих ослабевших рук и с грохотом утаскивает его под кровать.
– Вот же ж! – Я возмущена до глубины души, даже чувствую, как раскраснелись щёки. Права тётушка – в гнезде что-то неспокойно. Раньше древоточцы не вели себя так вызывающе дерзко! Я опять заглядываю под кровать – и там мой веник сиротливо покоится в самом тёмном углу, окружённый своими верными подданными: пылью и мраком. – Ну ладно! Сам напросился!
Схватившись за край изголовья, я, пыхтя от натуги, тяну на себя дребезжащую