И в этот момент плачущая кукла медленно моргнула.
От неожиданности я вскрикнула и отпрыгнула в сторону.
Куклы были живыми!
Эхо предательски разнесло мой крик по всему коридору, и тотчас на кухне стукнули брошенные на столешницу щипцы.
Меня услышали!
Едва успев подхватить свои тапки, я бросилась к кровати, надеясь спрятаться под ней. Грязи и пыли там, конечно, было целое море, но я, зажав нос, всё равно упрямо пробиралась дальше, пока не упёрлась головой в не видную в темноте преграду.
Когда на пороге комнаты показалась хозяйка, я уже забралась так далеко, что едва могла дышать и что-то видеть. Разместившись в итоге где-то между свёрнутым в рулон ковром и пустыми коробками, от которых шёл чудовищно ядовитый запах химии, я могла видеть лишь узкую полосу света над полом.
Наверное, это было к лучшему, ведь женщина, которая вошла в комнату и остановилась возле кровати, напугала меня до мурашек одними своими босыми ступнями, покрытыми какими-то отвратительного вида струпьями и болячками. Её жёлтые потрескавшиеся ногти выдавались вперёд, а толстые икры были испещрены вздувшимися венами и варикозными звёздочками. Ни у кого никогда я не видела таких ног, и отчего-то мне подумалось, что её лицо должно быть ненамного приятнее.
Закрыв рот и нос ладонью, чтобы случайно не наглотаться пыли и не чихнуть, я не шевелилась, слившись с темнотой. Судя по скрипящим половицам, хозяйка была крупного телосложения. Она медленно обошла всю комнату, и её тяжёлое грудное дыхание было хорошо слышно даже под кроватью. Будто хищник вынюхивал добычу с клокочущим в глотке хриплым рыком.
Только бы не вздумала наклониться! Только бы ушла как можно скорее!
В гостиной на одной ноте плакал ребёнок, но хозяйка будто его не слышала: судя по шелесту одежды, она перекладывала своих кукол.
Неужели ищет меня? Думает, я укрылась среди её жутких игрушек? А когда закончит их осматривать, то и под кровать заглянет? А что, если и правда?!
На кухне громко зашипела вылившаяся прямо на плиту вода. Встрепенувшись, женщина тотчас бросилась к забытой на огне кастрюле с пелёнками.
Это мой шанс! Нужно убираться отсюда, пока действительно не поймали!
Стараясь не шуметь, я выбралась из-под кровати и выскользнула в коридор, всё время поглядывая на распахнутую дверь кухни в самом конце квартиры.
Обстановка здесь, конечно, была странная. На всех стенах в коридоре висели старые чёрно-белые фотографии, где все эти куклы были посажены на лавки, диваны или в кресла как живые люди и смотрели прямо в объектив.
Я передёрнулась от пробежавших по лопаткам мурашек. Прокравшись в гостиную, я уже собралась выдохнуть, но не тут-то было. Младенец в колыбели внезапно закричал таким дурным голосом, словно его ошпарили кипятком. Он выводил рулады, переходившие в истерику, и почти сразу же с кухни вновь послышались торопливые шаги.
Да что же это такое! Нырнув как в бездонный омут в кипу игрушек, сваленных у ближайшей ко мне стены, я замерла. И в тот же миг на пороге возникла хозяйка. Она шагнула к люльке и стала молча укачивать малыша, но тот всё никак не желал замолкать.
В щёлку между игрушками я оглядела комнату, бросив тоскливый взгляд на противоположную стену, где меня дожидалась приоткрытая решётка вентиляции. Теперь до неё точно не добраться. Пока хозяйка здесь, я вряд ли сумею прокрасться мимо неё незамеченной.
Что же делать? Закусив губу, я стала ждать. Не может же этот ребёнок кричать без остановки целый день, в самом деле! Но через десять томительных минут выяснилось: может. Потому что время шло, а младенец не успокаивался. И моя надежда тихо выбраться из этой ужасной квартиры таяла на глазах.
Вечно сидеть на месте тоже было нельзя, и я, осторожно раздвигая игрушки, стала по стеночке на четвереньках ползти по периметру комнаты, прикрываясь плюшевыми слонами, медведями и зайчиками. Когда до решётки оставалась всего пара метров, хозяйка вдруг с хрипом вскинула голову, шумно втянула носом воздух и обернулась. Я замерла, как мышь под веником, забыв даже, как правильно дышать. Закрывающая меня от женщины куча игрушек мешала обзору, но одно я разглядела точно. У обернувшейся в мою сторону хозяйки квартиры не было лица – только огромная пасть, из которой высунулся длинный синеватый язык и где поблёскивали ряды острых чёрных зубов, тянувшихся до самой глотки.
От страха я онемела, чувствуя, как сердце отбивает в груди сумасшедший ритм.
Что это за существо?! В чьём логове я оказалась?!
Внезапно меня, выводя из ступора, схватила за локоть сухая холодная ладонь, и я едва не задохнулась от ужаса. Но другая рука тут же зажала мне рот. Это была тётя Анфиса: она сидела рядом, тоже спрятавшись в горе мягких игрушек, и взгляд её мерцающих в полумраке больших глаз был таким же испуганным, как у меня.
Я недолюбливала свою вторую тётю, склочную и вечно всем недовольную, но в тот момент была готова её расцеловать – за то, что пришла за мной, что отыскала меня здесь. Теперь было не так страшно: ведь я уже не одна.
Приложив палец к губам, она поманила меня за собой и первой двинулась к вентиляции. Прячась за игрушками и не делая резких движений, мы доползли до решётки и забрались туда. Напоследок я обернулась, выискивая взглядом страшную хозяйку квартиры. Она всё ещё стояла возле колыбели, раскрыв свою пасть и принюхиваясь. Слюна с её языка капала на пол, а младенец в люльке так и продолжал орать.
– Быстрее! – шёпотом поторопила меня Анфиса, и я поползла за ней по вентиляционной шахте.
Когда мы обе вывалились на ковёр в нашем родном гнезде, я сразу же расплакалась как испуганная дурочка. Вокруг уже собрались все сёстры, брат и тётушка Инесса, а я всё ревела, размазывая по щекам слёзы и сопли и указывая пальцем на зев тоннеля за тумбочкой.
– Ну чего ты ревёшь? – даже растерялась Анфиса. – Сама же и полезла куда не просили, и сама же теперь хнычешь! У-у, Варька, бестолковый