По ночам, когда налётов не было, отец мой со своей командой восстанавливал железнодорожные пути. Делалось всё наскоро – чтобы эшелоны успели пройти через станцию ещё затемно. Воронки, где они были прямо на путях, засыпать было некогда. В этих местах укладывались штабелями шпалы. А поверх – уже рельсы. Куски-то есть рельсов – куски, выкроенные, подровненные автогеном из искорёженного бомбами железа.
* * *
Отец мой на себя и на мать мою (беременную мною) получал военный паёк. В основном это были сухие брикеты гречневой каши. Мама рассказывала мне, как после одного тогдашнего их ужина, состоявшего из этой-то каши, она, тихонько вздохнув, сказала моему отцу, что ей так хотелось бы съесть… ну, чего-нибудь из того, что было (это до войны) в кондитерских Ростова.
– А ты, Саша, чего бы хотел сейчас?
– А я бы поел ещё этой вот каши.
Да, говорил мне отец, был, конечно, паёк. А всё одно, томил их голод, томил…
Но кому-то, где-то – и того ведь ещё куда голоднее-то было.
Стало полегче, не так уже голодно – это когда работникам станции Кавказская весной 1944 года отвели в степи участки пахотной земли под бахчи. В основном стали там все выращивать арбузы, а кто и тыквы ещё.
До спелости арбузов на тех-то бахчах было ещё с месяц-полтора. А рот вот ещё один в семье Беловых появился: этим новым ртом был я. Рассказывали мне, что в день, когда я родился, с утра была страшная гроза. Но после полудня небо всё разъяснилось, и вовсю засияло июльское солнце.
И так-то вот оно и получалось во всю мою дальнейшую жизнь: «гроза – ясно… гроза – ясно», – только не в прямом это вот значении этих-то слов…
Ливни часто случались в то лето. И арбузов в августе-сентябре – великое множество было их! И в какую, конечно, радость были они всем тогда!
Отцу моему удалось купить у какого-то древнего старика велосипедишко, тоже бывшего в возрасте уже немалом. Но в руках умелых – какой механизмик не оживёт, не заработает?!
На этом велосипедишке отец мой и возил с бахчи арбузы в двух мешках, перекинутых через раму этого двухколёсного доброго его выручателя. Пешком, конечно, шёл отец с бахчи: где там ехать можно было с мешками этими, полными арбузов? Эти арбузы не переводились тогда в пристанционном казённом домишке, где жил мой отец со своей Адой. На полу вдоль всех свободных стен лежало их всегда несчётно там.
А ещё возил отец мой свои арбузы на станцию, где на перроне располагал их он подле ног моей матери. А та – с полуторамесячным, в пелёнках, мной на руках – желающим купить её красивый зелёнополосатый – такой-то вот соблазнительный! – товар ногой подталкивала к покупателю арбузы и ногой же указывала на банку, куда надо было бросать деньги.
Однажды мать моя вернулась со станции домой вся в слезах. На расспросы отца о случившемся отвечала, что «солдаты с воинского эшелона похватали у неё все арбузы и, не расплатившись, бросились к вагонам уже начавшего отходить ихнего состава».
Мой отец (он был изрядно старше своей жены) обнял её, а с ней и ребёнка своего, целовал залитое слезами её лицо и:
– Ада, перестань плакать. Ты вот подумай, солдаты с этого эшелона… ведь направляются все они на запад, на фронт. И для кого-то из них – твои арбузы – они, может быть, самые-то последние в их жизни.
Не раз слышал я от родителей своих рассказ об этом случае с похватанными солдатами арбузами. И слова моего отца, что были сказаны им моей матери в утешение, – сказаны были в светлое оправдание солдатам – не успевшим? не захотевшим? – а не всё ли равно, почему?! – не давшим ей денег за её товар, – слова моего отца, спокойные, добрые, а ещё и исполненные какой-то грустной силы, – навсегда вошли они в моё сознание. И – в какую поддержку и сколько раз в моей жизни были мне эти-то отцовские слова!
* * *
После войны, уже в 1949 году, отец мой был назначен директором ремонтно-механического завода, где чинилось всё рабочее – и шагающее (экскаваторы были такие), и гусеничное, и колёсное – железо, использовавшееся тогда на сооружении Карповского водохранилища и на строительстве, там же, 13-го арочного шлюза Волго-Донского канала.
За этим шлюзом был уже Дон.
По окончании строительства в 1952 году отец был награждён орденом «Знак почёта».
Потом был у него «Сталинград-гидрострой». В 1961 году сооружение гидроэлектростанции было завершено. В степи на левом берегу реки Ахту-бы (это рукав Волги) вырос город Волжский. Одно за одним появлялись здесь большие промышленные предприятия…
Главному механику треста «Промстрой», Белову Александру Кузьмичу, было присвоено звание «Ветеран труда» с последующим награждением его орденом «Трудового красного знамени».
* * *
8 марта… всегда у нас в семье был это двойной, значит, праздник – самый такой светлый – с голубым уже по-весеннему небом, с серебром капелей с крыш, с ярким щебетаньем повеселевших к теплу воробьёв, с запахом уже местами оттаивающей земли… а сквозь всё это нынешнее милое весеннее виделось моим родителям ещё и то весеннее, в котором жили они в 1942 году и навсегда осталось которое в их памяти, где вперемежку – чего там только не было-то! А вот же – вспоминали когда они всё давнее то, – и улыбались, и плакали, и смеялись они.
Post Scriptum
Да, героями они не были.
Но не были они и робкими несамостоятельниками.
Да, оказаться пришлось им на оккупированной территории. И – семь месяцев как-то там уцелевать. А выжили вот: перебирались из хутора в хутор – где/ кому по хозяйству брались помогать. За эти работы и приют им давался, да и подкармливали их – кто когда чем мог.
Пришлось потом моему отцу при возвращении на работу по его специальности давать показания в отделе Ростовского НКВД. Обвинений ему предъявлено не было.
Да, всякого рода невзгоды и скудности самых-то первых послевоенных лет старались они – хоть сколь-ко-то/как-то там – это одолеть их чтоб!
Пошла потом жизнь материально уже налаживаться… но алчниками, корыстниками эти двое никогда себя не проявляли.
А были они от природы разнообразно способны. И сильны ещё были они своим темпераментом.
И внешне были они много приглядны.
И через это всё