Смотрите, что тут происходит – ушедший в сумеречный мир Перикл (в стихотворении анонимный повествователь-герой) видит молодую девушку, пребывая всерьез в это время в мире и на планете, на которой дочь его мертва, а жена погибла, пребывая в неотменяемой реальности беды, реальности погасших вещей, тупиковых ситуаций, умолкнувших птиц, тусклых предметов, немых «сосен», непроглядного «тумана».
И в тот момент, когда он узнает дочь, планета, на которой он живет, вместе со всем, что на ней есть – преображается. Он слышит удары пульса, он видит волшебное лицо, незнакомая девушка становится его дочерью, события, звуки и предметы внезапно обретают глубинный, тайный и радостный смысл, сама его жизнь погружена теперь в столь глубинное измерение, что он слышит (в пьесе) «музыку сфер». Одним словом, весь мир изменился полностью и произошло это в мановение ока. И вот что тут главное. Ведь внешне ничего не менялось. И даже ничего не произошло. Для тех, кто стоит в этот момент рядом – никакого преображения мира, никакого изменения не случилось. Корабль пребывает все тем же кораблем, матросы – теми же матросами, девушка, как была прекрасной девушкой, так ей и осталась, звуки волн и голосов – звучат по-прежнему, и лица вещей и людей все те же. Внешне (объективно) мир не менялся. Но герой живет теперь в новом мире. Он живет в «том же самом мире», но таком «том же самом» мире, который, не меняясь, полностью изменил свои смыслы. И в стихотворении как раз и запечатлен переход из мира «с клыками собак» в таинственный и радостный мир одновременно «бесконечно далекого и бесконечно близкого». Несомненная и стойкая память говорит герою стихотворения одно (о смерти дочери и жены, о погасшей вселенной), а восприятие раскалывает несомненность ее доводов и льет вместе с физическим светом, идущим в глаза, нефизический, умный свет – в сердце.
Стихотворение повествует о великой метаморфозе пробужденного к новому существованию человека, оказавшегося, благодаря любви и отчаянию, в преображенном – благодаря этому пробуждению! – таинственном и небывалом мире, испытавшем космический сдвиг, который герой и создал, и разделил, и постиг, и при этом во время всей этой невероятной метаморфозы – ни для кого из окружающих ничего значительного или даже просто заметного не произошло.
Правда, у Шекспира через какое-то время некоторые из присутствующих, подхваченные незримой метаморфозой, вослед за Периклом тоже начинают слышать музыку сфер. И этот многозначительный намек на способность чуда повести за собой и других, сделанный великим драматургом, не мог не быть учтен автором «Марины».
Геракл пробудился от безумия, он пока еще не знает новых имен новых краев (не изменившихся ни для кого), и главное тут для него – не назвать их старыми именами, когда узнаешь в них то, что знал и прежде, до того, как мир погас – знакомую местность. Иначе можно их потерять снова. Находясь в безумии, не осознаешь, что ты в безумии. Находясь в безумии коллективном, в его гипнотическом мире, не знаешь, что ты ненормален. Но пробуждение возможно для каждого. Во всяком случае, для многих оно может начаться с внимательного чтения этого удивительного стихотворения.
Примечание:
Андрей Тавров – поэт, эссеист, прозаик.
Окончил филологический факультет МГУ по отделению русской филологии.
Работает на «Радио России». Главный редактор поэтической серии в издательстве «Русский Гулливер». Главный редактор журнала «Гвидеон».
Член Пен-клуба и Союза писателей Москвы.
Автор поэтических книг, продолжающих и углубляющих поэтику метареализма, романов и эссе, посвященных проблемам поэзии. Печатался в журналах «Новая Юность», «Волга», «Комментарии», «Арион», «Октябрь», «Дружба народов», «Воздух», «Новый мир», «Знамя», «Плавучий мост», «Урал» и др.
Моментальные снимки (Плавучий мост 3-2018)
Ефим Гофман
1.
С перелистыванием фотоальбома можно сравнить ощущения от знакомства с поэтической подборкой Михаила Синельникова «Хоровое начало». Причины подобных ассоциаций, думается, состоят в том, что большинство стихов подборки посвящено конкретным темам. Тот или иной объект авторского внимания обозначен в каждом из стихотворений достаточно рельефно и предметно.
Видное место среди подобных поэтических стоп-кадров занимают три портрета.
Один из них выглядит, как нечто вроде (ау, всё то же название нашей рубрики!) внезапного м о м е н т а л ь н о г о с н и м к а. Заметим, впрочем, что фигура Ивана Елагина, чьей фамилией озаглавлены эти стихи, затронута в них по касательной. Скорее речь идёт здесь о самом авторе стихотворения.
О чувстве, с которым в молодые годы слушал он голос поэта-эмигранта, прорывавшийся по забугорному радио «сквозь треск и вой глушилок». Об энергии с трудом улавливаемого ухом речевого потока, увлекавшего «не силой слов, / А только веяньем свободы, / Рывком сбивающей засов»…
Несколько иной случай представляет собой стихотворение Синельникова о Варламе Шаламове. Здесь перед нами подобие отнюдь не спонтанной, но, напротив, тщательно подготовленной композиции. Фигура Шаламова представлена в этих стихах крупным планом. Вместе с тем, не найдём мы здесь никакого описания внешности – и оценим такт поэта, уходящего от соперничества с известными стихами Владимира Леоновича о Шаламове (с такими их пронзительными строчками, как: «глазниц полуночная тень, / проваливающийся рот <…> и примет каждая щека / по вмятине от кулака: / твоя натура – потрудись, / твоя пора авангардист»). Не найдём мы здесь, к счастью, и назойливого, избыточного тиражирования присутствовавших в тех же стихах Леоновича обоснованных инвектив против советско-сталинистского «неумирающего конвоя», «мемориального трупья».
По сути дела, Синельников демонстрирует нам в данном случае – если можно так выразиться! – портрет с т и л я. Каким путём удалось Шаламову отразить в своих произведениях запредельно-страшный лагерный опыт, суровую правду о потенциале зла, таящегося в недрах людских душ, о психологических ресурсах, обеспечивающих возможность выживания в этой чудовищной атмосфере? Попытка ответа на этот вопрос явно присутствует в стихах Синельникова: «И правду, резкую, к а к б р и т в а (ёмкая эта метафора выглядит применительно к прозе Шаламова на удивление точной! – Е.Г.), / Ведёт п у с