Вот замечательная строчка из Бунина: «Я хватал и целовал её голые плечи, ноги… Разность горячих и прохладных мест её тела потрясала больше всего». Возможно ли в театре это сыграть? Мой ответ: сыграть нельзя – передать можно. Совсем не обязательно показывать на сцене «хватание» героем голых плеч и ног его возлюбленной, а потом демонстрировать «горячие и прохладные места» – вот будет пошлость и ужас! Вот будет иллюстрация, комичная и глупая. Так что же?
А вот встаньте и пойдите на спектакль «Жизнь Арсеньева» – там это будет!
Или другая полустрочка из того же Ивана Алексеевича: «…недоступно села в угол». Театр сначала дрейфит перед такой прозой, а потом находит свою игру, помучившись изрядно над этим «недоступно», и всё же находит образ, делает прозу театральной.
Враг театра – повествование, в котором описание, будь оно под пером классика чрезвычайно выразительно, всё равно делается основным препятствием, мешающим образной структуре сценического выражения. Все описания, как правило, задерживают действие, и потому их надо беспощадно вымарывать из театральной игры. К чему это приводит? К обеднению прозы, к чувствительным потерям авторского стиля и смысла.
Где же выход?
Только в одном – в поиске образного АНАЛОГА прозы, который не должен уступить чисто словесному изъявлению самого гениального текста. Следует обнаружить и организовать на сцене не тавтологию образов – литературного и театрального, – а их таинственное родство. Проза самодостаточна, но и театр как ДРУГОЙ вид искусства способен на чудо: помянутые строки Бунина при таком подходе могут быть театрально воплощены актёрами без слов, их можно ПЕРЕДАТЬ, не иллюстрируя, а созидая совершенно иной образ, в котором слова хоть и будут отсутствовать, но, тем не менее, их смысл будет читаться!
Театр в этом случае обретает свою непобедимость и доказывает, что ему бывает под силу «передать непередаваемое» (К. С. Станиславский).
О. Р. И напоследок: что-нибудь доброе, светлое, желанное из любимой классики? Лично мне хочется прокричать пушкинское: «Да здравствуют музы! Да здравствует разум!»
М. Р. «Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
Литературный десерт
Вячеслав Иванов
Бывает
Иванов Вячеслав – поэт, публицист. Член Союза российских писателей. Автор поэтических сборников «Нас на Земле двое» и «Крылья». Лауреат литературной премии «Справедливой России» «В поисках правды и справедливости» в номинации «Молодая поэзия России» (2016 г.). Победитель Всероссийского конкурса молодых поэтов имени Б. А. Ахмадулиной (2017 г.). Публиковался в литературных изданиях: «Москва», «Юность», «Литературная Россия», «Роман-Газета».
Мы познакомились на улице
Мы познакомились на улице,
И я привёл её домой,
Где угостил копчёной курицей
И газированной водой.
И до белья цветасто-белого,
Не отводя бесстыжих глаз,
Она разделась, словно делала
При мне такое сотни раз.
И ложем нашим стал обшарпанный
Диван без всяких покрывал.
А поцелуи были жаркими,
Каких ещё я не знавал!
Мы вместо трепли о материях
Высоких вышли покурить.
О, сколько времени потеряно
На тех, с кем нужно говорить!
И говорить, и уговаривать!
И притворяться кем-нибудь!
И ценным чем-нибудь одаривать.
О, как неверен этот путь!
И мы порой на усложнение
Идём по собственной вине!
Отказы, слёзы, унижения
И поиск истины в вине!
О, эта женщина случайная
Была святее всех святых!
А я, дурак, всю жизнь отчаянно
Неблагодарным нёс цветы!
Мария Сергевна
Я Вам обещаю, Мария Сергевна,
Что буду хорошим зятем.
Здоровья желать буду Вам ежедневно.
Давайте за стол присядем?
Я взял, как Вы любите, сладкое «Боско»,
На закусь – чуть-чуть икорки.
Я Вас уважаю до костного мозга.
Я, мама, от Вас в восторге.
Поедем на юг! Ведь втроём веселее.
У моря найдём жилплощадь.
Что может быть лучше, чудесней, светлее,
Чем отдых с любимой тёщей?
Под самое солнце подставите спину,
И я Вас намажу кремом.
И, может быть, даже увидим дельфинов.
Такая вот зреет тема.
Вы только Катюше скажите построже,
Подействуйте, повлияйте,
Чтоб замуж пошла. Я же самый хороший.
Я создан для Вас и Кати!
Мария Сергевна вздохнула культурно,
Молчание вдруг нарушив:
– Сдалась тебе эта костлявая дура?!
Ну, разве ж я чем-то хуже?
Когда природы шум утихнет
Когда природы шум утихнет
И вдруг застынет этот миг,
Ты мне тихонько скажешь: «Ихний»,
А я тебя поправлю: «Их!»
Ты, оскорбившись, скажешь: «Зво́нишь!»
А я, растерянно: «Звони́шь».
И протяну словарик в помощь,
И воцарится в мире тишь!
Но ты прервёшь её скандалом,
Мол, чё, товарищ, за дела?
Я издеваться повод да́ла?
А я отвечу: «Не дала́…»
И ты уйдёшь, и не заглянешь
В словарик мой, – печально, что ж.
И без меня в журнальный глянец
Без исправлений заглянёшь.
Поэт в России
Поэт в России больше, чем поэт,
Но меньше, чем накормлен и одет.
Живи
«Живи ещё хоть четверть века!» –
Ему сказала ипотека.
У меня есть руки
У меня есть руки, чтоб
Я бы сено ими грёб.
Есть широкая спина,
Чтоб нести мешок зерна.
У меня есть также рот.
Ртом я ем и пью компот.
Есть два глаза. Ими я
Зрю родимые края.
Носом