– Хитрец ты, однако. Ну, кое-что я, может быть, и приоткрою тебе. Но ведь ты никогда или в ближайшие тридцать, а то и все сорок лет не сможешь опубликовать. А если попытаешься, пострадаешь не только ты, но и твои близкие.
– Постараюсь быть максимально корректным. Разрешите задать вопрос?
– Валяй.
– Почему вы вдруг вспомнили обо мне?
– Ну, во-первых, вдруг у тебя была какая-то важная информация, не дошедшая до меня? А во-вторых, показалось, я ощутил, что у меня есть кое-какие долги и я могу их отдать.
– Но вы не ожидали, что это может быть потенциальный писатель?
– Не ожидал. Но, как ни странно, два месяца назад мне пришла в голову мысль написать что-то вроде мемуаров. И я даже взялся за бумагу и перо, но… Но руки не слушаются. Да и потом, если до товарища Сталина дойдёт информация, что я взялся за перо, вряд ли он обрадуется этому.
– А где и как вы познакомились с товарищем Сталиным?
– Ну это произошло ещё в мае двадцатого. Тогда после ранения и лечения меня определили в штаб южного фронта, где комиссаром был Лев Борисович Каменев, а членом военного совета – нарком Иосиф Виссарионович. Вот там мы и познакомились.
В кабинет вошла хозяйка.
– Что случилось? – обратился к ней Лев Захарович.
– Пришёл доктор.
– Хорошо. Мы заканчиваем. Сегодня. Иван, извини, Иван Леонтьевич, приходи завтра. Найдёшь?
– Найду. До завтра. Я позвоню часов в десять.
– Договорились.
2
Возвратившись к себе в гостиничный двухместный номер, Иван тотчас заметил нового жильца. Поздоровался. Представился. Переоделся. Достал из-под кровати свой чемоданчик. Взял тетрадь и карандаш и принялся писать. Сосед не давал о себе знать. Потом задвигался. Выставил на общий стол вино и закуску. Принялся за ужин.
– Сосед, присоединяйся.
– Нет-нет. Спасибо. Приятного аппетита.
– Ну как знаешь. А ты кто, Иван? Писатель? Или корреспондент?
– Нет. Ни тот и ни другой. Я тружусь мастером в паровозном депо. Сейчас работаю над проектом создания у нас поворотного круга. Вот пишу обоснование.
– А чего его писать? Если надо, значит, надо строить, и всё. Я вот тоже хочу кое-что построить, так что по поводу каждого гвоздя писать всякую писанину…
Не получив ответа, опять дал о себе знать:
– Может, меня научишь писать это самое основание? В долгу не останусь.
– Извини, Фёдор, у меня работы много. Проект секретный. Депо военное. Мне завтра надо быть в главке. Кровь из носу я должен под проект выколотить деньги. Мне на работе сказали без денег не возвращаться. И упаси бог туда с запахом заявиться. Это стопроцентный провал. Там такие фифочки сидят – на хромой козе не подъедешь. А вот по завершении командировки, в последний день, когда всё будет решено, помогу. И расскажу, а может, даже и покажу.
– Ну покажи хоть чертёж.
– Чертёж ушёл туда давным-давно. Он уже прошёл экспертизу. Сейчас проверяют смету. Смотрят, где можно подрубить, подсократить да поменьше дать. В стране разруха, каждая копейка торчит по стойке смирно.
Но сосед не унимался и, похоже, не собирался оставлять Ивана без внимания. Причём явно стремился набиться в друзья. Бубнил под руку, не давал сосредоточиться. Тогда Иван поднялся и ушёл в комнату отдыха, где сидели несколько человек и слушали радиолу «Рекорд». Но вскоре туда заявился Фёдор. С его появлением общий фон значительно повысился. Но самое интересное было в том, что за его демонстративным поведением просматривалась нарочитость. Он не столько был пьян, сколько хотел казаться таковым. Норовил подсесть поближе к Ивану и заглянуть в записи. В конце концов Иван встал и ушёл в туалет на этаже. Закрылся и продолжил работу. Через час вернулся в номер. Убрал тетрадь. Разобрал постель и завалился спать.
Рано утром встал, привёл себя в порядок. Оделся.
Сосед проснулся.
– Уходишь? – спросил он Ивана.
– Да. До вечера.
– Давай. Будь здоров.
Иван вытащил из-под кровати чемоданчик и покинул номер. На кассе попросил, чтобы ему сделали перерасчёт за непрожитые дни. Получил обратно деньги и ушёл к метро. Добрался до кольцевой. Сел в последний вагон, на самое крайнее сиденье, и принялся править написанное. Два часа ездил против часовой стрелки. Затем направился по адресу. По пути зашёл в столовую. Скромно и дёшево перекусил. Позвонил из ближайшей будки. После чего уверенно вошёл в подъезд роскошного по сахалинским меркам дома.
3
– Здравствуйте, Лев Захарович. Я вчера и сегодня обдумывал ваши слова и сегодня спешу вас заверить, что не намерен задавать вопросы, содержащие гостайну. Ну вот, к примеру: в народе есть устойчивое мнение, что благодаря лично вашему упорству по насильственному внедрению идеи колхозного землепользования в тридцатые годы в стране разразился жуткий голод.
– Не следует из меня делать гидру трёхголовую. В те годы я после окончания института красных профессоров был всего лишь главным редактором газеты «Правда». И вряд ли из-за этого обстоятельства или лично из-за меня земля решила не рожать хлеб. В газете рука об руку со мной работали талантливейшие журналисты Ильф и Петров, Кольцов, да и многие другие уже известные тогда и ставшие потом выдающимися советскими писателями. Отдельные крестьяне-единоличники не могли поднять производство пшеницы до промышленного уровня, чтобы дать стране нужное количество зерна. Германская война, а следом и Гражданская война резко сократили в стране общее поголовье лошадей. Не надо забывать, что во многие семьи с войны вернулись инвалиды. А иные и вовсе потеряли кормильцев. Страна реально была разорена. Поэтому встал вопрос о закупке сельскохозяйственной техники – тех самых ста тысяч тракторов, о которых мечтал Владимир Ильич Ленин. И было бы смешно пустить трактора на возделывание отдельных наделов. Это всё равно что