Позже сошлёшь на рок.
Сцена – окошко с лицами,
Лишнее – пролистай.
Что никуда не годится,
Канет в дождливый май.
Жёлтые цветы пива
Растут из земли столов.
Нужно быть терпеливым,
Когда говоришь «готов».
Прожектор цвета меняет,
Как женщин, сто за минуту,
Сжигая лицо. Но в лае
Певцов догорать не буду.
Достаточно глаз горящих,
Что бусами смотрят на сцену.
И бар – это просто ящик
Для кукол обыкновенный,
Где лампы нависли гирями
И тучею – потолок…
И что в этот час ни выбери,
Чуть позже сошлёшь на рок.
«Рисую на лице кистями рук…»
Рисую на лице кистями рук
Картины мыслей. На вокзалах осень.
Зрачки-планеты вспыхнут и замрут,
Лишь хвойная задержится в них просинь.
Краснея с каждым часом, листья-щёки
Румянцем до зари не опадут.
Берёзы в окнах гениев – пророки.
Крошится небо градом. Солнце-пруд,
Погрязнув в тине туч, дождей кувшинок,
Цветёт с листвой. Болото солнца жжёт.
И Гелиос уже меняет шины
На золотом искрящемся «пежо»,
И свитер тьмы он шьёт к похолоданью.
Сорочка – ночь из кружевных светил.
Ещё немного – мир сгорит под тканью,
Что бог другой ещё не докурил.
«Заляг на дно…»
Заляг на дно,
Сожми в кулак
Песок любви.
И жабры духа
Пусть выпьют реку
Как вино,
Русалок плач —
Как медовуху.
Молчи, когда
Толпа Емель
Ворует золотую щуку.
Пускай тебя
Дурманит хмель
Русалочьего ультразвука.
Когда с небес
Часам к восьми
Луна-гондола
Спрыгнет в воду,
Песка ещё
Себе возьми,
Как нескончаемую одурь.
Люби на дне.
Под толщей лун,
Отпетый смехом алконостов.
Кощей сошьёт
Тебе иглу
Бессмертия
И спрячет в гнёздах.
«Сидеть на вокзале затычкой стены…»
Сидеть на вокзале затычкой стены,
Потом раствориться в вагоне.
Писать отпечаток прижатой спины
И рельс не увидеть агоний.
Смотреть на расписанный неба чертёж,
В поездке мечтать о полёте.
Когда долго едешь, то что-то поёшь,
Застряв на проверенной ноте.
И, ритм набивая на лёд из стекла
Окна непривычно глухого,
Ты смотришь на то, как раздет догола
Октябрь. И что тут такого?
Ботинок разбитые брови опять
Закрашены вязкою жижей.
Какие-то птицы в полёте вопят,
Взлетая всё выше. Всё выше…
«Небо – серая бумага…»
Небо – серая бумага,
Рвётся, сыпется, как тлен.
И Арбат – немая сага,
Полупьян и раскален.
Здесь надежда, там расплата,
Пластилин машин в движенье…
Мир сплошного концентрата
Да притоны манекеньи.
Там впечатайся в дольмены
Лавок, баров и домов.
Небо льётся на колено
Чёрным чаем. И коров
Неподвижны манекены.
Окуджава – это сцена,
Где стихи наверх орут.
Привидение-фастфуд
Дышит через раз в затылок.
День аморфный скуп и пылок.
Небо – серая бумага,
Рвётся, сыпется, как тлен.
А Арбат – немая сага,
Полупьян и раскален.
«Окно, фонарь сквозь жалюзи…»
Окно, фонарь сквозь жалюзи
И смятый локоть абажура.
Стекло – застывшее УЗИ.
На потолке крыло Амура,
Не долетевшего – туда,
Недострелившего – кого-то.
Он врезался в окно. Удар.
И сотрясение. И рвота.
Кусок разбитого крыла
Из сувенирной лавки. Бусы
В шкатулке. Я в ломбард взяла
Их вместе с брошью из Тарусы.
Несу. Разбитое окно
Мне светом тусклой лампы машет
Рукою-трещиной. Пятно
Свечения, чем дальше – краше.
Фонарь сливается с окном
И вместе с ним одним сукном,
Как платье улицы – всё в пятнах.
Их нищета благоприятна.
Нет выхода. Ступай вокруг —
Везде окно. Внутри, снаружи…
Окно. Скрипит нависший лук:
По потолку, как муха, кружит —
Амур. Он загнан под формат,
Как абажур. Как ламинат.
«Красной сердечной мышцей…»
Красной сердечной мышцей
Бьётся кирпич о кирпич,
И новое сердце крыши
Горит, как свеча, москвич.
Запутаны переулки,
Как жребии в тонкой вазе.
Кирпичное сердце гулко
И быстро в последней фазе.
Куда ни свернёшь – краны,
Только из них не помыться —
Засыпят тебя туманом
Отходов сердечных. Птица
Коричнево-серой стройки
Взлетит над городом пьяным,
Холодным. Неслышно ойкнут
Сухих недостроек раны.
Засыпься песком. Осанна.
А пальмами будут свечи
Алеющих крыш и кранов
И серых вагонов плечи.
«День прожигает в солнце молодость…»
День прожигает в солнце молодость.
В пиале – морем рыжим чай.
Характер осени – не золото,
Рассветов нет – и не встречай.
Ну, вылей с чаем разноцветное,
Как занавеску натяни
На город вечер, дождь, огни
И настроение сонетное.
Опять бульварные лучи
Дороги светом чертят ложные,
И люди – смерть в футлярах кожаных —
Идут по тротуарам. Мчит
Сороконожкою нелепою
Неуспевающий трамвай.
И птиц аморфных кормит хлебом
Бродяг и псов насущный лай.
Рассветы прогорают с лунами:
Надёжности в их деле нет.
Романтику и семиструнную
Бросают в мусорный пакет.
Температура дней зашкалила.
Туристам наливайте чай,
Что морем обожжёт по талию.
Рассветов нет – и не встречай.
Характер осени