– То есть Интернет – это не свалка, как говорят многие?
– Моё мнение такое: когда говорят о том, что Интернет – это бездуховность, что это мусорная свалка, я говорю: «Полная чушь!» На мой взгляд, Интернет – это спасение русской литературы. И вот почему именно русской. Потому что у нас не Франция, не Греция, не Италия. У нас огромная страна. И я, поскольку почти 20 лет веду семинары, например, в Липках у Филатова Форум молодых писателей… Так вот, когда они только начинались и приезжали десять талантливых людей со всей страны ко мне на семинар, я мог безошибочно сказать, кто из них из деревни, кто из них – столичная штучка, сейчас – нет. Я уж не говорю о том, что они все одинаково одеты: в яркий цветной китайский ширпотреб; они и читают примерно одинаковое. Такого раньше не было. А в СССР вообще, например, парень из сибирской деревни не мог поддерживать разговор о Набокове, потому что жизнь была устроена так, что за Набокова сажали. В Москве не сажали, в Москве сажали только за Солженицына и за Оруэлла. Сейчас те, кто действительно интересуется, все знают модных писателей, знают классику. В Сибирь, представляете, сколько толстый журнал шёл? И пока там его прочитают. Минимум полгода пройдёт, а иногда и год, и два, а в наше время всё делается мгновенно.
– Вы затронули интересную тему, сказали, что между Аксёновым и Шукшиным было много общего. Прокомментируйте это.
– Я успел побеседовать об этом с Аксёновым, с Шукшиным я меньше разговаривал, потому что был тогда робок. У Аксёнова я спросил: «Вась, ты почему как-то так к Шукшину относишься?» – «Да ну, он деревенщина!» Я говорю: «Во-первых, он не деревенщина, потому что деревенщина – другое». И вы, и я, и Аксёнов знаем, что такое деревенщина. Это когда «разлюли-малина», портянка там, то-сё, «ох вы, закаты у Глушки». Шукшин – не деревенщина и не деревенщик. Если уж на то пошло, он не деревню описывал, а люмпенов – выходцев из деревни. Это раз. Потом я говорю: «Вась, у вас же много сходного в биографии. У Шукшина папашу шлёпнули, у тебя он сидел бессчётное количество лет». Это два. Третье, «чудики» знаменитые шукшинские. Первый «чудик» появился не у Шукшина, а у Аксёнова. Это Кирпиченко. «На полпути к Луне» – его знаменитый рассказ, как простой мужик с Севера едет в Москву, ну и так далее – вы знаете этот рассказ. Потом у Шукшина чуть позже появились «чудики».
– Там, как я понимаю, смысл не в том, что мужик едет в Москву, а в том, что он сталкивается с той жизнью, которую видел только на фотографиях в журналах, и это на него оказывает глубокое впечатление.
– Да. Что касается вашего вопроса. Начинали они – Шукшин и Аксёнов – как комсомольские писатели. И, кстати, все будущие диссиденты начинали как комсомольские писатели: Гладилин, Войнович, Анатолий Кузнецов, Владимов. Я уж не говорю о Евтушенко, Вознесенском – они в какой-то степени комсомольцами и остались. Хотя это тоже не в минус им. Но и это для меня доказательство – до чего была всё-таки некомпетентна, глупа и неповоротлива советская власть, потому что умных людей задвигали. Только идиот мог устроить всесоюзную травлю романа «Звёздный билет», который является комсомольским романом. Трудные подростки из Москвы, полуфарцовщики, едут в Прибалтику как на Запад, потому что другого Запада не было в Советском Союзе. Но в Прибалтике они становятся передовыми рыбаками, рабочими. В бригаде коммунистического труда они исправляются. Это абсолютно поучительный роман, и уж не говоря о том – связь поколений, старший брат, который космосом занимается. За этот роман Аксёнова целовать надо было, а они писали: «Звёздные мальчики». И это не только советская власть виновата, но и коллеги. «Как же так? – подумали они. – Такие теперь «аксёновы», что ли, будут главные, а мы что? Куда мы? Куда «Хребты Саянские» Сартакова девать?» Понимаете? И вообще знаете, на свете действительно нужно жить долго, чтобы хоть что-то понять. Я раньше думал, что советская власть у нас какая-то особенная, что от неё все беды. Но когда я поездил, а я много ездил, полмира, можно сказать, объездил… попутешествовал и увидел, что не-а, везде свои проблемы. И виновата не власть, а глупость человеческая. А уж советская власть и фашистская власть – это производное от глупости. Советская власть ухитрилась себе создать врагов и активных диссидентов, я уж не говорю про Максимова, который просто работал у Кочетова, а потом создал журнал «Континент» – ярый антисоветский журнал. Но у меня возникал вопрос: «Коммунисты, большевики, вам чем помешали абстракционисты, которые каляку-маляку рисуют, ничего понять невозможно, а вы их объявляете классовыми врагами? Интеллигенция и идеологи на Западе подумали: «Раз власть ругает абстракционистов, значит, это будут наши любимые художники».
– Я согласен. Например, когда разнесли бульдозерную выставку, как пишут, Андропов был в отпуске. Ему доложили постфактум, и он сказал: «Какой дурак это сделал?».
– Я охотно верю в это.
– Он сказал: «Нужно было выделить им какое-то небольшое помещение, написать пару рецензий о том, что ничего не понятно на картинах, и забыть». А в итоге советской власти пришлось откатить. После того как Запад поднялся, компартии поднялись западные, они были вынуждены.
– На Малой Грузинской гетто устроить.
– Нет, сначала в Измайловском парке выставку провели.
– Да, в Измайловском парке была выставка, потом на ВДНХ, а потом им гетто сделали по рецепту Андропова. Малая Грузинская. Выставочный зал в том доме, где жил Высоцкий. И вы представляете, после того как им предоставили выставочный зал, всё успокоилось, но очереди стояли на два квартала. Туда попасть невозможно было. Они, хоть это не разрешалось, спокойно приторговывали картинами. Из некоторых художников в результате получились мировые имена.
– А давайте поговорим про альманах «Метрополь», которого мы сейчас не касались ещё.
– Мы ведь не были самоубийцы: «Ох, нас сейчас будут громить! Как нам это нравится!» Ну зачем мне изгоняться из Союза писателей? Мне это не надо было абсолютно. Мне хотелось писать то, что хочу я. Политикой я не занимался. Я не лезу в ваши дела, но и вы в мои не лезьте. Мне было плевать на советскую власть, пока она не трогает меня, есть и есть. Меня персонажи интересовали, а не власть. И когда делали «Метрополь», то я думаю, что