– Предлагаю за допущенную грубость и высокомерие, проявленное по отношению к подчинённым, коммунисту Михальчуку объявить выговор.
В зале одобрительно загудели.
Начальник политотдела кинулся наперевес.
– Товарищи коммунисты, я не стану отрицать, что коммунисту Михальчуку надо указать на его промахи и спросить за допущенную грубость, но начинать с выговора, я считаю, было бы неправильно. Вы все знаете, сколько сил и внимания уделяет Алексей Петрович повышению боевой готовности бригады, как болеет душой за положение дел в части. Перед тем как нам принять решение по коммунисту Михальчуку, предлагаю сначала послушать, что он сам думает по поводу высказанной в его адрес критики.
Михальчук поднялся, вытер платком лоб и посмотрел в зал. По его лицу было видно, что он ошеломлён случившимся и что причиной этому была не критика, высказанная в его адрес, и даже не предложение Вершинина объявить ему выговор, а то обстоятельство, что это предложение нашло поддержку почти у всех коммунистов бригады…
Собрание кончилось. Все потянулись к выходу. Ужин в бригаде уже прошёл, и в свете фонарей были видны одинокие фигуры солдат, покидавших столовую, стоявшую рядом с клубом. В курилке Самохвалов что-то объяснял Баринову.
– Вершинин, – окликнул он Павла, когда мы проходили мимо. – Ну кто тебя за язык тянул говорить всё это? Ну поставили на вид Михальчуку – тебе легче стало? То ты в прикомандированных взводах, словно в своей батарее, порядок наводишь, то теперь это выступление… Честное слово, я тебя не пойму: тебе что, больше всех надо?
– Действительно, и что тебе на месте не сиделось? – поддержал его Баринов. – Как говорится, не буди лихо…. Такого командир бригады тебе не простит. Я думаю, жди его в гости к себе в батарею уже завтра, с подъёма. Ну и заварил ты кашу…
Но большинство коммунистов придерживались иного мнения. Возвращавшиеся с собрания офицеры и прапорщики то и дело с чувством пожимали Павлу руку и с восхищением отзывались о его выступлении.
Рядом с офицерской столовой нас поджидал мой командир батареи капитан Клочков. Из моих рассказов он знал о Павле всё и загорелся перевести его в нашу батарею.
– Ну и прошёлся ты по Михальчуку, как каток по муравью, – сказал он, пожимая Павлу руку. – Теперь у него надолго пропадёт охота устраивать подобные разносы, – и, немного помолчав, добавил: – Ко мне старшиной пойдёшь?
– Я бы с удовольствием, – посмотрев на меня, сказал Павел, – да кто же меня отпустит?
– А это уже не твоя забота, – улыбнулся Клочков.
25 ноября
Вчера с офицерами и прапорщиками бригады прошли занятия по точному выполнению распорядка дня в подразделении. Занятия проводились на базе первой батареи. Форма одежды была объявлена полевая. Перед началом занятий, шагая по коридору вдоль строя, начальник штаба проверял форму одежды и уточнял фамилии отсутствующих. Офицеры и прапорщики негромко переговаривались между собою, и начальник штаба то и дело обращался к стоящим в строю: «Попрошу потише, товарищи». Я стоял во второй шеренге рядом с замполитом ремонтной роты. Как и все привыкшие больше говорить, чем делать, он был не прочь поспать после обеда, о чём красноречиво свидетельствовали следы от подушки на его правой щеке. Он зевнул, прикрывая рот рукою, и сказал стоявшему впереди капитану:
– Ты можешь себе представить, Олег, что после партийного собрания Михальчук ни разу не был в первом дивизионе?
– Да ладно, – повернулся к нему капитан. – Чтобы Михальчук да спустил всё это на тормозах…. Я слышал, что он чуть ли не каждый день ставит первый дивизион на уши.
– В том-то всё и дело, что это не так, – оживился замполит роты. – Другие дивизионы проверяет каждый божий день утром и вечером, а в первом не был ни разу. Я перед построением разговаривал с майором Бариновым…
– Ну, тогда сегодня он оторвётся по полной, – ответил ротный и подмигнул своему заму.
Занятия начались ровно в 15 часов. Начальник штаба доложил командиру бригады о готовности личного состава к занятиям и об отсутствующем по неуважительной причине офицере третьего дивизиона старшем лейтенанте Мухине.
– В чём дело? – спросил Михальчук у командира дивизиона майора Завьялова.
Майор ещё только собирался открыть рот для ответа – вошёл старший лейтенант Мухин. Взоры всех обратились на опоздавшего. «Ну и наглец, – подумал я, разглядывая его коричневые туфли и брюки навыпуск, – ловко он подставил своего командира». Помявшись у дверей, Мухин спросил у командира бригады разрешения стать в строй.
– Товарищ старший лейтенант, доложите мне, почему вы опоздали на занятия? – спросил офицера командир бригады.
– Проспал, – отвечал Мухин.
– А почему прибыли на занятия с нарушением формы одежды? – стараясь изо всех сил держать себя в руках, спросил Михальчук.
– Не успел переодеться, – сказал Мухин и почесал у себя в затылке.
Комбриг побагровел.
– Александр Петрович, – обернулся Михальчук к начальнику штаба, – вы слышали? Он не успел переодеться!
Того, что произошло дальше, никто не ожидал.
– Нет! Это выше моих сил! – вскричал он вдруг и быстро пошёл вдоль строя. – Где этот старший прапорщик?! Где Вершинин?..
– Я здесь, – сказал Павел, подняв руку, чтобы Михальчук не терял время на поиски.
– Вы слышали, что он мне ответил?! – В глазах Михальчука сверкало бешенство. – Как прикажете теперь с ним разговаривать? Кто он после всего этого?
– Непорядочный человек, – глядя в гневные глаза командира бригады, отвечал Павел.
– Да он, – Михальчук с негодованием показал рукою в сторону Мухина, – просто наглец! Он, видите ли, проспал! И это после того, как я отпустил на обед всех офицеров и прапорщиков, кроме старшин, на два часа раньше! Скажи мне при всех, старшина, – командир бригады перешёл вдруг с Павлом на «ты», – скажи, чтобы слышал и этот бессовестный человек, сколько времени ты потратил на обед и на подготовку к занятиям?
– Сорок минут, товарищ полковник.
– Вот видишь! – обрадовался Михальчук. – Вот видишь, тебе на подготовку хватило сорока минут, а этому наглецу, – командир бригады ещё раз гневно посмотрел на Мухина, – не хватило четырёх часов! Как ты считаешь, старшина, какие меры мне надо принять к этому, как ты говоришь, непорядочному человеку?
– Никаких.
– Никаких? Я тебя правильно понял? – Ответ старшины его явно озадачил.
– Так точно. Меры к нему примут в дивизионе.
Михальчук ещё некоторое время смотрел на Павла, потом развернулся и пошёл на середину строя.
– В 17 часов командирам дивизионов и их заместителям прибыть ко мне в штаб на совещание. Александр Петрович, – обратился он к начальнику штаба, – проводите занятия.
И, уже не глядя на Мухина, пошёл к выходу.
После первого часа занятий объявили перерыв. Был великолепный день, и, выйдя из казармы,