Христофор, не обращая внимания на взрослых, занимался тем, что нещадно бил младшего брата. Любомир, получив синяки под оба глаза, забился под кухонный стол вместе с Ульяной. Мне стало понятно, что Зулай не наговаривает, а, наоборот, недоговаривает о месте нашего пребывания. Видя жестокие удары Христофора, я боялась, что он оставит младшего брата слепым. На мои замечания, что так себя вести нельзя, Христофор огрызался и ругался матом.
– В тебя черти вселились, – не выдержала Зулай. – Джинны! Шайтаны! Ты плохой мальчик!
– Христофор, не трогай Любомира! – строго сказала я. – Уходи сейчас же из кухни!
– Замолчите обе! Приживалки! Я здесь главный! – грозил нам второклассник. – Не нравится, что я делаю, – валите в свои деревни! Мне в моем доме можно все!
Марфу Кондратьевну велено было не тревожить. Лев Арнольдович закрылся в своей комнате.
– Марфу Кондратьевну из кабинета не выманить даже в случае пожара. Если только это не пожар мировой революции, – горько пошутила Зулай. – По другому поводу ей слова нельзя сказать.
Но я все-таки решила поговорить со Львом Арнольдовичем. Он лежал на раскладушке в небольшой комнате, обставленной светлой мебелью пятидесятых годов прошлого века, и читал «Новую газету», не отвлекаясь на шум и крики.
– Мы Христофора не ругаем, – сконфуженно признался он, выслушав мою взволнованную речь про то, как тот избивает младшего брата и как мы прячем Любомира под столом. – Мы с Марфой Кондратьевной ждем, когда Христофор сам устыдится своих поступков как истинный христианин…
Обеда не было.
Зулай сказала:
– Здесь так – кто что схватит, тот то и жует! Расписания кормежки нет!
В холодильнике было пусто; там лежали заплесневелая кожура овощей и засохшая зелень. Создавалось впечатление, что хозяева использовали его вместо мусорного ведра.
– Как же вы питаетесь? – спросила я Зулай.
– Иногда появляется картошка, мы ее жарим. В основном хозяева вечером пирожки у метро покупают.
Обыскав все полки на кухне, я нашла несколько сморщенных картофелин и морковь.
– Суп сварю, если купят макароны, – пообещала я.
Зулай поманила меня к антресолям.
– Я там спрятала пакет «Роллтона», – шепотом призналась чеченка.
На запах супа все семейство устремилось в кухню. До этого родители прятались в своих комнатах, а дети то дрались, то часами заторможенно смотрели в экран телевизора.
Я разлила суп по тарелкам и подала к нему сухари, бывшие некогда мягким хлебом, завалившимся за горшки с засохшими цветами.
Прыткий Христофор, сидя на лавке, раздавал направо и налево свои комментарии:
– Ты, папа, не болтай много, а ты, мама, надоела со своими митингами. А ты, Зулай, живешь здесь по нашей милости, тебе надо меньше есть, чтобы нам больше еды доставалось.
– Зулай дала пакет «Роллтона», иначе не сварить бы мне суп, – заметила я.
Христофор презрительно захохотал.
Я кормила с ложки Ульяну и Любомира – младшие дети не были приучены пользоваться столовыми приборами, а Христофор, дурашливо хихикая, вылил воду из лейки на больную Аксинью, одетую в старое платье задом наперед. Она обиженно замычала.
– Что ты делаешь?! – строго спросила я.
Видя, что я не одобряю подобное, Христофор расхрабрился:
– Ты, нянька-рабыня, сейчас же уберешь за мной! Мне все можно!
И он бросил пустую лейку на пол.
– Христофор, так вести себя не следует, – сказала я.
– А я делаю что хочу! – Христофор показал мне язык, ловко запрыгнув на лавку босыми ногами, скакнул, как лягушка, и ударил локтем Ульяну. Девочка подавилась, закашлялась и в ужасе прижалась ко мне.
– Все, Христофор, ты, я вижу, поел и идешь играть в гостиную. – Я привстала из-за стола.
– Ага, сейчас. – Христофор насмешливо фыркнул, но юркнул под стол, а затем вышел из кухни.
Родители никак не вмешивались в происходящее, предпочитая даже не смотреть на сына. Христофор рос как сорняк в огороде, и было неудивительно, что младшие дети, четырех и пяти лет, до сих пор ходили в памперсах. Ульяна и Любомир отличались от старшего брата тем, что вели себя боязливо и покорно, ища у гостей защиту от кулаков Христофора. Зулай, поджав губы, рассматривала крошки сухарей на столе.
– Спасибо за еду, тетя Полина! – очаровательно улыбаясь, поблагодарили меня Ульяна и Любомир.
Они единственные догадались это сделать.
После своеобразного ужина-обеда Ульяна помогла мне спрятать пакет с чеченскими дневниками на антресоли в прихожей.
– Христофор отбирает вещи, тетя Полина, – сказала она. – У Зулай он забрал пудреницу и не отдает! Надо спрятать самое важное.
– Почему Христофору позволено так себя вести? – спросила я Любомира и Ульяну.
Дети пожали плечами, а Зулай пояснила:
– Марфа Кондратьевна в нем души не чает!
Припрятав дневники, я нашла для детей более-менее свежие вещи в шифоньере: вместо разложенных на полках вещей там громоздились мешки с тряпьем.
– Вы можете попроситься в туалет! Зачем вам памперсы? – Я повела Ульяну и Любомира в ванную и помыла своим шампунем.
– Тетя Полина, зачем вы это делаете? – спросила Ульяна.
Вначале я не поняла вопроса. Но через несколько минут дети объяснили, что раньше шампуня не видели.
– Мыться с мылом и шампунем – хорошо, – объяснила я.
– Шампунь?! Что такое шампунь? – удивлялись они.
Оказалось, что детей изредка мыли обычной водой. Дети впервые увидели, что существует мочалка, узнали, что мыться нужно в теплой воде.
– Мама сажает нас в холодную ванну и уходит… – поделился со мной Любомир.
– Мама на нас памперсы надевает, чтобы мы не писали на диван, – объяснила Ульяна.
– Скажите мне, когда захотите писать. Я вас отведу в уборную, – сказала я, переодевая их в чистое белье.
– Лучше в памперс пописать. – Любомир нахмурился. – У туалета может побить Христофор. Он всегда нас бьет.
– Буду вас защищать! – пообещала я.
Чтобы уложить детей спать, мне пришлось из горы комканого белья, валявшегося на полу, выбрать для них подушки, простыни и одеяла. Манера держать постельные принадлежности посреди гостиной оказалась для этого дома нормой. Дети и Зулай жили в большой комнате с лоджией, объединяющей гостиную и кухню.
Ветхий скрипучий диван с торчащими наружу пружинами служил кроватью для Ульяны и Любомира. Лохмотья обоев висели над головами детей вместо ковра. Стены «украшали» рисунки карандашом, похожие на те, что археологи находят в древних пещерах.
Едва я начала укладывать младших, Христофор, поймав в коридоре кошек, с размаху зашвырнул их на диван.
– Мне все можно! Мне все разрешают! – задорно орал Христофор.
Я подошла к нему и схватила за руку.