Одна медаль…
Медаль он надевал не для парада,
Так каждый день носил ее с войны.
А нам казалось: что там за награда…
Не понимали мы ее цены.
Работал, жил и не просил покоя.
Знал по себе, как закалялась сталь…
Не орден, не звезда Героя –
Одна медаль. Всего одна медаль,
Одна медаль…
И если даже время лечит раны,
Оно не избавляет от вины.
Поклон вам низкий, наши ветераны
Той самой необъявленной войны.
Пусть общей памятью святою –
В музее места лучшего не жаль, –
Как орден, как звезда Героя, –
Одна медаль, всего одна медаль,
Одна медаль…
1975 г.
В окно вползает утро
В окно вползает утро.
Пять часов. Но петухов
Не слышно голосистых.
Ворон охрипших рой готов
Руладой вас будить басистой.
А вслед десятки голосов
Пернатых с трелями и свистом…
Каков он будет – день? Каков?
Пусть будет радостным и чистым.
У речистых ручьев ракиты
У речистых ручьев ракиты
Со времен еще наших дедушек
Не водой дождевой омыты,
А слезами брошенных девушек.
Листьев их резные ланцеты
Попривыкли десятилетьями
Всхлипы девичьи и фальцеты
Приглушать своими соцветьями.
Те приходят к ручьям, где ракита,
Не за грибом лесным, за ягодой.
Когда горе слезой омыто,
В тучах виден краюшек радуги.
На весах любви
Сегодня любишь, завтра ненавидишь.
Весы, качели, парадокс.
В чугунный колокол любви случайно затесался
ненужный серый грязный кокс.
Что, музыка любви? Даешь ты сбои?
Подводишь нас, скрипичный ключ?
Был Мендельсон. И в танце было двое.
И пенился в бокале солнца луч.
А кокс уже не серый, белый,
звон свадебных колоколов угас,
И до друг друга никакого дела,
и повести печальнее рассказ.
Без яда, без рапир – другие сроки, другое время на дворе.
Но крики, причитанья, склоки –
так каждый день в твоем календаре.
Кто виноват в том? Женщина? Мужчина? Черт? Дьявол?
Или божество?
В природе есть на все свои причины,
но кто познает человека естество?
И если далеко нам до погоста, ты думаешь,
как дальше будешь жить.
А это, в общем, очень просто,
когда ты ненавидишь, уходить.
Да, не вернуть уж больше чувства,
себя ты не заставишь полюбить.
Но нет, наверное, трудней искусства:
любить, любить, но уходить.
Искать отправился…
Шел человек по жизни, шел, насвистывал,
Шептал стихи, но не записывал.
Хоть смелым был, но не геройствовал
И жизнь любил со всеми свойствами.
Ее как книгу перелистывал,
Был вежливым, но не заискивал.
В любви любил любые вольности,
Опустим, впрочем, здесь подробности.
Хоть много знал, отнюдь не важничал,
По вечерам с друзьями бражничал,
А летом жил он жизнью дачною,
Казалась жизнь его удачною.
И вдруг сомненья мяч в одно касание
В момент перевернул его сознание.
Какой он в колесе по счету спицею?
А жизнь в руке задохшейся синицею?
Зачем живешь, скажи по честности,
Ты на Земле? Но без небесности.
Погряз в заботах повседневности
И стал рабом душевной лености.
Живешь ты по канонам племени,
Впустую тратишь кучу времени.
Лишь размышленья в одиночестве
Основа истинного творчества.
И человек себя искать отправился.
Надежда есть, узнаем мы: он справился.
Стихи он пишет. Если получается,
Душою к Вечности он прикасается.
Все меньше думает он о насущном хлебе,
Все чаще вместе с журавлями в небе.
Анти
Эдуарду Касперовичу
Мой товарищ живет в антимире.
Антиводку он пьет по утрам,
Просыпается в антиквартире,
С антипатией к антистихам.
Антимоний он не разводит,
И, античностью поражен,
Он в одежде своей антимоден,
По характеру – антипижон.
Он в общении антиважен,
По натуре он – антиплут.
Подытожив, давайте скажем:
Критик, будь к нему антикрут!
Кого чужая жизнь интересует?
Кого чужая жизнь интересует?
Тут как бы разобраться со своей.
Но Бог колоду вдруг перетасует,
И жизнь твоя окажется моей.
И станут близки мне твои страданья,
И я пойму, что дорого тебе.
Что изменилось? Только лишь названье,
Ярлык, где имя – бирка на судьбе.
Ты так бы жил, являл старанье,
Все делал в точности как я.
Являйте, люди, состраданье,
Поймите, мы – одна семья.
То голубою, то зеленою…
То голубою, то зеленою –
Меняет цвет волна морская.
Живу сегодня пляжной зоною,
В песке горячем утопая.
Под солнцем сладким тело греется,
Но есть во мне и жизнь иная,
Я в ней всегда, в ней гордо реет стяг
И за кормой волна крутая.
Она невидима, но значима
И с юности меня питала,
Хотя и сам себя подначивал:
«Что, атрибутов внешних мало?»
Забыть о показушной внешности,
Когда внутри кипит работа.
Она – одна ступенька к Вечности,
Пусть до кровавого до пота –
Корабликом бумажным брошенным,
Смешным солдатиком из воска,
Травой пробившейся и скошенной,
Мятущейся душой подростка.
Беседы бесконечны с книгами,
И спор до одури с друзьями,
Честь – добровольною веригою,
И творчества сизифов камень.
Эй, флибустьерство ранней юности,
На полусогнутых, но ходишь,
Лекарство от тупой бездумности
В самом себе пока