Её руки,
её старческие руки
ещё не превратились в юные крылья,
но скоро,
безысходно скоро,
когда кровь на границе времён
потечёт вспять,
сделав тело прозрачным, а душу – вольной,
она полетит.
Полетит…
А пока
так тихи её робкие шаги
по земле, которую суждено покинуть.
Когда разгладятся морщины скорби,
она выпорхнет птицей
в небо вечности,
сделав шаг из клетки своих страданий –
из своего тела.
Сделав шаг.
…Старуха учится ходить…
Пеон
Нелепо наступают холода.
Надежда оступается нелепо.
Отчаянно колючая вода
Цепляется за стонущее небо.
Ещё сиюминутный разговор
Не смят, как под ногами земляника,
Ещё не отведённый ясен взор,
Но, нежности не веруя, поникло
Сереющее в плесени дождей
Простуженное любящее небо.
Ему порою стыдно за людей,
Неискренних и потому нелепых.
Бомжиха
Свернувшись в комок, как больная ежиха,
На кипе картонок – подобии койки –
Лежала, тряпьем обернувшись, бомжиха,
Приткнувшись к промёрзлому боку помойки.
Так мужу она утыкалась когда-то
Под мышку щекой… Вниз смотрела иконка…
Ещё не настигли проклятые даты,
Она ожидала рожденье ребёнка.
…Ей вспомнилось: мама купала в лохани,
Кормила, потом целовала ладошки –
Измазалась дочка в блинах и сметане.
И туфелька падала с розовой ножки…
…Был угол бомжихи не более метра.
Уколы морозов, укоры прохожих,
Холодные вопли рядящего ветра
Забылись – ей лето приснилось, быть может…
В коврах незабудок, от счастья дурея,
Ей пряники сладкие, как ожиданье,
Дарили горячие руки Андрея;
Под плеск на реке – губ с губами шептанье…
Оса под лопатку – последнее лихо.
Боль. Яркая вспышка – и света крушенье…
Лопатой тычок. Крик: «Замёрзла бомжиха…»
«Как звали её?» – «Да, мне кажется, Ксенья…»
2013 г.
«Весне наставили рога…»
Весне наставили рога
Безмозглый март и вьюга –
Чихала хлопьями пурга
На юный ветер с юга.
Казалась хмари канитель
Вовек неотразимой,
Когда очнувшийся апрель
Скворцом ворвался в зиму.
Скворчит слезливая капель,
Стекая с каждой крыши,
Ушла, расшаркавшись, метель,
Лучи спросонок – рыжи;
Шныряют щепки по ручьям,
Снуют ватагой шустрой…
Ах, не ходите по врачам,
Ворча под солнцем-люстрой!
К весне – живей! Когда вы с ней,
Тогда, хоть лужи хлюпки,
На лица, пресного пресней,
Вплывут улыбки-шлюпки.
Пещерная бабочка
1
Спускаясь вниз, увидишь высоту
Сквозь темноту, где солнца луч – в запрете…
…Дышала мгла в глухую пустоту,
Вдруг бабочка блеснула в тусклом свете:
Казалось, что спала, вместив в себя
Вселенную, внутри пустой пещеры…
Шёл снег снаружи, сумрак теребя,
Здесь – бабочка искрилась:
отблеск веры
В незыблемость гармонии хранил
Свет в капельках, соизмеряя вечность
С безумием полуистлевших крыл,
Где звёздной пылью манит в бесконечность
Немое тельце – каждый волосок
Мохнатой головы светился цепью
Ночных огней…
Плыл, тих и одинок,
Пещерный дух тепла.
Подобно вепрю
Ревела вьюга, наметая снег,
Что залетал, стыдясь, в нутро пещеры…
А мимо брёл заблудший человек.
Он не искал ни ближнего, ни веры.
2
Там бабочка плацентой приросла
К нутру пещеры, впившись в своды матки.
Буран снаружи пел, царила мгла,
Но холод брошен чревом на лопатки.
Лопатки лапок врезались в песок,
Что был нежнее бархатистой кожи.
Шершавя подземелья потолок,
Застыло время, суету стреножив,
Вмещая всё в себя. Вселенский дух, –
Что для него и стены, и границы? –
Дыша в застывших крыльях, не потух…
Спи, бабочка, в спасительной темнице!
Аид зимою – рай земной… Весной
Родишься вновь: оставив своды ада,
Ты выпорхнешь из тьмы на свет дневной,
На зов тепла и на дыханье сада…
2002, 2020 гг.
На берегах умирающих рек
реквием, пятистишия
На берега и облака
Молюсь, на волны цвета мыши,
В которых слышат судака
Глухие уши рыбака,
Что в пустоту речную вышел.
Кирпич волной обточен в шар,
Округлы стёкла, мрачны камни,
Где между проволочных жал
Замусоренный берег сжал
Кулак, а ветер у виска мне
Зудит о хоре прежних лиц,
Унёсших в прошлое обиды,
Что вбили в мраморы столиц
Кровь деревень, лесов, станиц,
Затмив счастливой Ниццы виды.
…Меня чернили без конца.
И я – не я: под клеветою
Не разглядеть в лице лица,
Когда бьёт в спину ложь ловца –
Насильника над правотою…
И волны тоже устают –
Отчаянье моё знакомо:
Как в сердце мне, в них погань льют,
В речной раскрытый всем приют –
Природа на пороге комы,
Где смога серый серный смрад,
А в крике жизни – вопли смерти,
Бесстыдной зависти парад:
Таланты глушит гнусный яд,
Что черноту в просветах чертит –
Чернит добро…
Но кровь воды
Моей отравленной России
В побегах брызг хранит следы
Тех, кто любил до хрипоты,
До немоты, до амнезии:
Крик чайки, шепотки ветров
И танцы рыб в глубинах водных,
Салюты отпускных костров,
Журчанье стихотворных строф
Надсадных, страстных ли, свободных –
Тех, кто так искренно молил
О детях, о домишках ветхих…
Прибрежный ветер оживил
Молитвы из глубин могил,
И я молюсь о каждой ветке,
Молюсь под плачем облаков,
Чтоб горе навострило лыжи
И море