Для него это точно кое-что значило. И это было меньшее, что я мог для него сделать. Рукопожатие вышло крепким, мужским.
— Девчонки обалдеют, — сказал я. — Если уж я обалдел, то они — подавно!
— Да-а? — спросил Степаню.
А потом лопнули стекла по всему спортзалу. Как-то сразу, резко стала сыпаться побелка с потолка, зазмеились трещины по верхнему слою штукатурки на стенах… Однако! Что, к бесам…? Нет, а что ЕЩЕ это могло быть? Все казалось ясным как Божий день! Поэтому я сначала рванул к дверям спортзала и захлопнул их, и задвинул шпингалет — изнутри. Потом — ухватил Игнатова, который точно был не в себе, и потащил в подсобку, туда, где хранились маты, и уложил его на целую их стопку.
С потолка сверзилась одна из ламп, в разбитые окна уже хлестал ветер с дождем. Я достал из кармана телефон и набрал номер директора школы:
— Хуетак, Ингрида Клаусовна… — извиняющимся тоном поздоровался я. — Слышите, как спортзал на куски разваливается? Это у Степы Игнатова инициация первого порядка… Думаю — телекинез. Ага, я тут, парня на маты положил, он жив и здоров, но имеет бледный вид. Да не виноватый я! Оно само, честное слово!