— Ах ты ж, ядрёна колупайка! — я едва себя в лоб не треснул. — Частичная! Конечно!
— Да и когти ты в Индии, вспомни, как регулировал! — добил меня Петя. — Надо — короткие, надо — длинные. А тут вдруг запереживал!
— Это всё от стресса, — заявил Серго. — Долго нам лететь ещё? Может, по антистрессу?
— А потом сверху пиво? — покривился Иван.
— И ничего страшного, — внезапно поразил меня Петя. Но ситуация тут же прояснилась: — У меня с собой антипохмелина целый чемодан! Евдокия Максимовна позаботилась.
Золотая у меня маманя, как ни погляди! И коньячок с дольками яблока и каким-то сильно дырявым немецким сыром очень хорошо зашёл.
* * *
Линц встретил нас… безлюдьем. Это для меня в Германии самое поразительное. И то, что вскакивают они тут ни свет ни заря — и сразу словно все на улицу бегут, пять утра, а город бурлит, будто и неспамши — и то, что в пять вечера выйдешь из дома — ан ровно вымерло всё, тишина-а-а, заведения сплошь позакрыты — ни лавки не работают, ни магазинчики, ни зоопарки какие-нибудь. Интересно (мелькнула в голове заблудшая мысль) а есть ли в Линце зоопарк? И если да — то есть ли в нём бегемот? Бегемот для общественного развлечения — первейшее дело. Тут же, заставив меня хихикнуть, мелькнула вторая шальная мысль: а ведь Катерина Кирилловна, великая княжна наша, писательница несложившаяся, будет теперь по мужу бегемотихой. Сам себя и одёрнул: пьян я, что ли, уже? Что за дурь⁈ Не сметь вслух такое ляпнуть!
— Чё ржём? Поделись, — как нарочно попросил Сокол.
— Да вот, про бегемотов думаю, — честно ответил я. — Забавные зверюги.
— Если в зоопарке, — хмыкнул он. — А в природе, брат, это такая тварь… Злобная и безжалостная, поверь мне.
— Зоопарк — это хорошо, — озираясь, перевёл разговор на более приземлённые темы Серго. — А вы уверены, что в этом городе есть живые?
— Это Германия, — усмехнулся Петя. — Здесь вечерами всегда так.
— Я так понял, что и пивные уже закрыты? — с подозрением спросил Хагена Сокол.
Лицо у Хагена сделалось какое-то странное.
— Если мы говорим о тех заведениях, в которые заходят солидные бюргеры, то — да. Они уже закрыты. Мы можем отправиться в дом моих родителей, отложив поход за пивом на завтра… — Повисла небольшая пауза. Все переваривали предложенную перспективу. — Или же мы можем отправиться в то заведение, о котором я думал изначально. Оно… немного другой репутации. Более буйной, так скажем. Посетители — в основном студенты местных учебных заведений, курсанты из среднетехнической шагоходной школы, техники воздушного порта. Но если мы там засядем, то к моим мы попадём разве что к утру.
Серго внезапно скроил насквозь фальшивую мину и протянул:
— Может быть, не стоит беспокоить своим явлением пожилых людей в столь… э-э-э… поздний час? Я имею в виду, раз у них привычка к такому строгому режиму, так они, может, и спят уже давно?
Фридрих с любопытством смотрел на нас, не собираясь ничего решать. Кажется, он входил во вкус быть наблюдателем за нашими слегка безумными приключениями. Сокол с Витгенштейном переглянулись между собой, потом все три весёлых князя вопросительно уставились на меня.
— Как считаете нужным, так и поступим! — открестился от выбора маршрута я.
Иван откашлялся:
— Что ж, не будем проявлять дурной тон и вваливаться в дом благородного семейства среди ночи… — Я покосился на светло-серое небо и подумал, что называть шесть часов вечера ночью — это всё же перебор. Но ничего не сказал. — Идёмте за пивом, господа! — торжественно объявил великий князь. — Показывайте, барон! Где тут ваше злачное место…
30. ОТЛИЧНАЯ ПИВНАЯ!
«ТРИ КРУЖКИ И ТОПОР»
Именно такое было название у заведения, которое таилось в глубине складского квартала, прилегающего к воздушному порту. Несомненное преимущество оказалось в том, что нам даже извозчик не понадобился — мы распрекрасно дошли пешком.
— О! Есть жизнь! — обрадовался Иван, когда издалека до нас донеслись последовательно: гулкий удар двери об стену, гомон голосов, наигрыш скрипки, слегка визгливый женский смех и снова хлопок дверью, обрезавший всю эту какофонию. — А я-то думал, так и пройдём через складской квартал и никого не встретим!
— Вероятность того, что «Три кружки и топор» закроется, крайне низка. Эта пивная стоит тут уже триста пятьдесят лет или вроде того, — порадовал нас историческим экскурсом Хаген. — Осторожнее, господа, не наступите.
Поперёк дороги лежало тело. Чуть подальше — ещё одно.
— Живые, надеюсь? — спросил Витгенштейн. — Не хотелось бы и тут давать свидетельские показания.
В этот момент первое тело неожиданно громко всхрапнуло, а второе тут же отозвалось:
— Правее! Правее бери! — по-немецки, естественно, но мне достало разумения понять.
— Только не проси у бармена «того же, что и господам, валяющимся на улице», — засмеялся Петя, толкая в бок Ивана.
— Да ну тебя! И вообще, сегодня мы будем пить то, что нам порекомендует дружище Хаген. Он здесь специалист.
Хаген свернул в тускло освещённый отнорок и дёрнул на себя тяжёлую дверь, из которой немедленно вылетел весьма опрятный молодой человек. Очевидно, что за секунду до открытия он выставил перед собой руки, чтобы не влепиться в дубовые доски носом — да так и пробежал с выставленными руками мимо нас, успевших синхронно расступиться в стороны. Точнее, расступились все, кроме Фридриха. Вот во Фридриха этот парень и влепился, тотчас шарахнувшись назад, бормоча: «ваше высочество…» и «нужно меньше пить!»
— Нормально! — одобрил Иван, и мы гуськом вошли внутрь.
Таверна и впрямь была старая. Всё в ней кричало об этом — крупная каменная кладка стен, закопчённые балки потолка, мощная мебель. Не удивлюсь, если она тут с года основания заведения и стоит. Вполне возможно, что эти столы и не двигали никогда. Их даже, может быть, прямо тут собрали — такие они были неподъёмные даже на вид.
Народу было полно, сидели компаниями. На лучших местах у камина (в котором чисто для вида поблёскивали магические светильники, изображая огонь) расположились, судя по мундирам, курсанты. У самого входа в кухню как раз рассаживались техники