Ночь прошла спокойно, но Сосновский начал замерзать. Согреваться вином на морозе дело неблагодарное — скоро снова будешь замерзать, причем еще сильнее. Вино или водка хороши, когда ты в тепло вернулся с мороза, когда хватишь чарочку, и кровь побежит по жилам, разнося тепло по телу. И Михаил, чтобы случайно не привлечь звуками внимания к своему убежищу, ложился на живот и делал отжимания. До полной усталости. Потом ложился на спину и делал ногами в воздухе «велосипед» — поднимал и опускал ноги. Тело уставало и согревалось. Правда, через полчаса снова начинал сковывать холод, но с ним уже как-то можно было бороться. Когда наступит рассвет, физкультурой заниматься будет уже нельзя…
Первая машина появилась, когда уже совсем рассвело. Это была старенькая полуторка, навстречу которой из монастыря выбежали трое мужчин, откинули задний борт и стали что-то заносить в дом — то ли сумки с едой, то ли узлы с одеждой. Из кабины следом за шофером вышел человек, в котором Сосновский сразу узнал Турминова. Тот был теперь одет по-другому: не в ватнике и солдатских сапогах. На нем было приличное пальто, каракулевая шапка и ботинки. К Турминову сразу подбежал один из агентов и стал что-то с жаром рассказывать и показывать рукой на монашескую трапезную. «Про меня рассказывает», — решил Сосновский. Не предприняли бы они облаву в округе. Теперь ему свой наблюдательный пункт за горой хвороста уже не казался надежным убежищем.
Турминов сразу ушел внутрь, а спустя некоторое время из трапезной стали раздаваться звуки ударов. Кто-то пытался открыть дверь в подвал. «Ну все, вот тебе и твои три последних патрона, — с ожесточением подумал Михаил. — И не знаю, что лучше: чтобы остались и искали меня или чтобы удирали отсюда без оглядки. Удерут — значит, их потом искать. Их бы боем связать, шум поднять на всю округу, да оружия нет. Надо кого-то убить, чтобы завладеть хотя бы еще одним пистолетом или патронами. Эх, автомат бы сейчас!»
За спиной хрустнула ветка, и он резко повернулся, хватаясь за пистолет. Но к нему, низко пригибаясь, шел Буторин с автоматом в руке и, улыбаясь, прижимал палец к губам. «А все-таки чудеса случаются», — облегченно вздохнул Михаил. Он заметил, что в лесу показались автоматчики в советской форме, которые постепенно окружали развалины монастыря…
— Ну, ты неплохо тут устроился, — заметил Буторин, поднял бутылку с недопитым вином и поднес к носу. — Мы думали, погибает товарищ, на помощь спешим, а он тут как на курорте. Может, еще и официантка есть, а, Миша?
— Черт, вы откуда здесь взялись? — прошептал обескураженный Сосновский.
— За Турминовым проследили. Взяли одну явочную квартиру, и его сдали. Он хотел имитировать свою смерть, в кювете спалил ту самую санитарную машину, но мы не поверили. Он в нее вместо себя местного пьяницу посадил и убил его. Ты как сюда попал?
— Меня захватили на больничном дворе. Не успел опомниться, как получил удар по голове, и сюда. Но сбежал вот.
— Тогда давай, рассказывай, что здесь и как. Что успел увидеть?
Сосновский быстро описал, сколько, по его мнению, здесь немецких агентов, в каких помещениях и как охраняется монастырь. Видимо, это просто база, где они прячутся, никакого начальства или штаба здесь нет.
Буторин все внимательно выслушал, потом посмотрел на пистолет ТТ в руках Михаила и, вытащив из кармашка на кобуре запасную обойму, протянул ему.
— Давай так: я с ребятами атакую отсюда, перекрываю им отход в город, а ты обойди и атакуй с другой группой сзади. Не дай им уйти на проселок, по которому сам выбрался. Никого можно не беречь, но твоего старого знакомого Турминова нам надо взять живым. Этого тебе объяснять не надо, ты и сам, по-моему, горишь желанием с ним пообщаться, прошлое вспомнить…
— Это точно, — усмехнулся Михаил. — Много вопросов у меня теперь к Вадиму.
Когда рядом с Сосновским собрались автоматчики, он увидел, что это не солдаты. Тут были сплошь офицеры — оперативная группа НКВД. Старший этой группы с погонами капитана присел рядом с ним, и Михаил стал вполголоса описывать ему строения и развалины монастыря. Чтобы зайти сзади, к тому месту, где Сосновскому удалось сбежать из подвала, предстояло сделать крюк метров в пятьсот через лес. Но может получиться так, что там уже не будет возможности проводить инструктаж. Если часовой поднимет шум, тогда надо будет без лишних слов атаковать.
Сосновский побежал первым, за ним, растянувшись колонной, поспешили оперативники.
Когда группа вышла к крайним деревьям, с другой стороны монастыря вдруг началась стрельба. Сначала ударили пистолеты, потом им ответили очереди ППШ. Оперативники увидели, как несколько человек выбежали из-за угла и бросились к лесу. Капитан тут же приказал остановиться и бросить оружие. Но беглецы ответили выстрелами и рассыпались по местности. Оперативники, прикрывая друг друга, не давая врагу поднять голову, бросились вперед, сокращая расстояние для захвата. Но враг не хотел сдаваться, и один за другим падали убитыми на снег.
Сосновский увидел Турминова, когда тот метнулся к развалинам, увидел, как пуля сбила с его головы каракулевую шапку, но он снова вскочил на ноги и бросился за камни. Оперативники стали окружать место, где укрылся предатель, но тот меткими выстрелами охладил их пыл — не прошло и пары минут, как двое оперативников были ранены.
Сосновский подбежал к капитану, упал рядом с ним на снег и с шумом выдохнул:
— Этого только живым, капитан! Этот фрукт учился стрелять у асов скоротечных огневых контактов. Я возьму его, а ты со своими ребятами, как я подам знак, бейте очередями по камням выше его головы, заставьте его пригнуться.