Женевьеву сначала не пускали к барону, да ей хватало забот и без того. Раненая мать и едва не ушедший к Богу отец тоже требовали внимания, а кроме того, на юную графиню свалилась куча новых забот, но узнав, что Дегтярёв не приходит в сознание третьи сутки, она устроила настоящий скандал в жандармском управлении, буквально подняв на ноги всё начальство Великого Новгорода.
Женевьева нашла, что сказать: как они оказались беззащитны, и что к ним на помощь никто не приехал, а когда приехали, то всё уже полностью закончилось. И что она невеста барона, и он отдал за неё своё здоровье, а если смотреть правде в глаза, то и практически жизнь. И у них нет никакого морального права не пускать её к нему. А кроме того, её присутствие поможет ему прийти в полное сознание (а ещё она является дочерью бывшего генерал-губернатора этой самой губернии).
Неизвестно, какой из её аргументов сыграл весомую роль, но с ней согласились и допустили к барону Дегтярёву. И вот она сейчас сидела у его постели, нежно держа за руку. Рука Фёдора, еле тёплая, покрытая порезами, возбуждала в сердце Женевьеве щемящее чувство. Увидев в первый раз своего жениха, после всех событий, она не сдержалась, став громко рыдать, и Фёдор её услышал, его веки дрогнули, но он не смог очнуться, вновь погрузившись в забытьё.
Доктор, что присутствовал при посещении, тут же попросил её на выход.
— Сударыня, вам больше нельзя. Вас услышали, но состояние больного ещё слишком критическое, не стоит его шокировать слезами. Мы приложим все усилия, чтобы он пришёл в себя, в том числе, и с вашей помощью, но приходите уже завтра, на сегодня ему впечатлений более, чем достаточно.
— Но он меня же не слышит?
— Слышит, мадмуазель, слышит, и это видно по его реакции. Поэтому прошу вас обязательно прийти завтра, где-нибудь после обеда. Готовы?
— Да, я обязательно приду.
— Тогда ждём-с.
Женевьева, утирая слёзы тонким батистовым платочком, поспешно вышла, понимая, что доктор прав. Одетая в чёрное, приталенное платье, доходящее до каблуков её кожаных сапожек, она выглядела бледной и встревоженной, и носила траур по всем произошедшим событиям. Слава Богу, Фёдор совершил невозможное и успел вовремя, однако он подумал, что её убили, поэтому потерял сознание. Погруженная в тягостные мысли и воспоминания, она до сих пор не верила, что всё случившееся — правда.
Всё происходило словно в страшном сне, где калейдоскоп событий сменялся с такой быстротой и сопровождался такими ужасами, что всё казалось просто кошмаром, и, тем не менее, всё происходило наяву.
Один эпизод больше всего занимал мысли девушки, его она не помнила точно, или может ей всё показалось⁈ Когда она лежала без сознания, то почувствовала, как Фёдор что-то сказал, и эти слова отозвались в её сердце такой болью, и в то же время такой радостью, что она как будто услышала эти слова самой душой, но вот вспомнить, что именно ей сказал Фёдор, она не могла. Теперь оставалось надеяться, что Фёдор, когда очнётся, вспомнит их и вновь скажет, теперь уже глядя в её глаза, а не сидя над раненым телом.
Ах, как хотела она сейчас слиться с ним в поцелуе, прижаться к его груди, соединиться с ним в одно целое, как морально, так и физически, но он пока оставался без сознания. Ничего, она сможет ему помочь и станет приходить каждый день, и даже ночевать рядом, если на это потребуется её воля и силы. Она на всё готова ради него, на всё!
Её пропустили в больничную палату на следующей день, в оговорённое время. Увидев по-прежнему лежащего без сознания барона, она начала тихо всхлипывать, но с разрешения врача, взявшись за руку своего любимого, быстро успокоилась. Тепло его руки наполнило её сердце надеждой и любовью, что до этого покрылась пеплом несчастья, а сейчас вновь вспыхнула открытым огнём.
— Фёдор, любимый, очнись, я люблю тебя! — стала она шептать ему слова, что шли из самого её сердца.
Сначала она говорила это шёпотом, а когда врач оставил их наедине, более громко, опустив взгляд, она погладила руку юноши, а когда подняла лицо, то буквально уткнулась в его широко раскрытые глаза.
— Я в раю? — прошептали его губы.
Радость вспыхнула в груди Женевьевы, и это тут же отразилось в её глазах, она торопливо ответила.
— Нет, Федя, ты в больнице лежишь, и находился без сознания уже четвёртые сутки.
— Но тебя же убили бандиты, Женя?
— Нет, ты ошибся, я просто была в беспамятстве, меня пуля контузила и кожу рассекла, я упала и потеряла сознание, видишь, у меня пластырь на виске? — и она повернула к нему раненую голову.
— Вижу, но не верю, я в раю, просто в раю, а ты ангел, что принял обличье моей любви.
Женя смотрела на Фёдора, на его блуждающие глаза, ещё полностью не отошедшие от шока, и понимала, что ей нужно сделать сейчас что-то такое, чтобы он поверил ей, а то он снова впадёт в беспамятство и неизвестно когда очнётся, и очнётся ли вообще. Женевьева испугалась и сделала то, что, по её мнению, должно было обязательно убедить Фёдора, что она жива.
Взяв руку Фёдора, она внезапно приложила её к своей груди и нажала на неё, чтобы он в полной мере ощутил через лиф платья её упругую плоть, которую он наверняка почувствует, и которая не оставит ни одного мужчину равнодушным. Так оно и случилось, Фёдор не сразу осознал, что он держит в руке, а когда осознал и невольно сжал, то вздрогнул, стал краснеть и отпустил руку.
— Чувствуешь, что я живая?
— Да.
— Фёдор! — Женевьева в мгновенном порыве бросилась вперёд и упала на грудь юноши, заливая её слезами.
— Я живая, живая, и ты живой. Очнись, Фёдор, я люблю тебя, слышишь, люблю и хочу за тебя замуж, и детей от тебя хочу, таких же, как ты, сильных, храбрых, честных и самых, самых лучших, — и, прижавшись всем телом к юноше, она принялась плакать навзрыд.
Хлопнула дверь, это явился доктор и вежливо сказал.
— Мадмуазель, прощу вас успокоиться, я вижу, что вы вернули к жизни моего пациента, значит, я могу не волноваться за него, но вы