Алексей критически оглядел технику:
– Павел Игнатьевич, ваш комбайн будто прошёл Сталинградскую битву. Не оскорбим ли мы чувства советского зрителя?
Председатель смущённо развёл руками:
– Это настоящая жизнь, товарищи! Какое кино о деревне без реализма и… небольшой ржавчины? Так даже убедительнее.
Михаил с энтузиазмом поддержал его:
– Совершенно согласен! Главное, чтобы он не развалился посреди любовной сцены, иначе выйдет не эротика, а документалка о проблемах сельского хозяйства.
Все дружно расхохотались, а приободрённый председатель важно добавил:
– А теперь, товарищи, главное! Встречайте наших звёзд агитации и пропаганды – передовых доярок Дедрюхино!
Председатель повернулся и по-командирски приказал:
– Девушки, становись в шеренгу! Быстро и весело!
Из-за кустов робко вышли несколько сельских девушек, любопытно поглядывая на москвичей.
– Отборные кадры, Михаил Борисович, как обещал, – гордо заявил председатель. – Девушки культурные, активные, доярки высшего разряда.
Катя шепнула Ольге, улыбаясь:
– Высший разряд в доении коров – идеально для комбайнёров любви!
Михаил с улыбкой прошёлся вдоль шеренги, внимательно осматривая девушек:
– Дорогие товарищи, вас выбрали для участия в важном культурном мероприятии. Будем снимать фильм о советском труде и глубоких человеческих чувствах.
Девушки радостно закивали и загомонили:
– Кино! Здорово! А нас по телевизору покажут? – защебетала самая бойкая.
– Конечно! – подтвердил Михаил. – Правда, не по телевизору, а на закрытых московских кинопоказах. Но слава вам обеспечена.
Катя решила внести ясность и весело уточнила:
– Только имейте в виду, фильм у нас непростой, с интимным содержанием – сцены любви и всё такое.
Девушки переглянулись, лица их резко изменились. Одна, покраснев, воскликнула:
– Как это – интимное содержание? Это что ж, порнография, что ли? Председатель, мы на такое не подписывались!
Председатель сурово повернулся к ним, уперев руки в боки, и тоном, не терпящим возражений, объявил:
– Цыц, гражданки доярки! Вам доверена партийная задача. Будете возражать – останетесь без трудодней и премий! Московские кинематографисты плохого не посоветуют. Это ж культура и искусство, а не какой-нибудь стриптиз!
Девушки притихли, понимая, что спорить бесполезно. Михаил с друзьями едва сдерживали смех.
– Отлично, товарищи, – подвёл итог Михаил. – Готовимся к съёмкам. Наш фильм навсегда изменит представления советских граждан о любви, труде и деревенской жизни!
Все дружно захихикали, а председатель, гордо поправив картуз, удовлетворённо оглядел команду, уверенный, что деревня снова прославится, и пошел прочь.
Алексей важно откашлялся, выступил вперёд и принял позу лектора на партийном собрании. В сочетании с пыльными ботинками и помятой рубашкой это выглядело особенно комично.
– Товарищи участницы культурно-массового мероприятия! – торжественно провозгласил он, доставая из кармана мятый блокнот и делая вид, что сверяется с записями. – Согласно утверждённому плану, перед началом основных работ мы проведём кинопробы, чтобы определить вашу фотогеничность и артистические способности.
Сергей подхватил официальный тон, встав рядом и сложив руки за спиной, словно инструктор политзанятий:
– Совершенно верно! Стандартная процедура, утверждённая Министерством культуры для художественных фильмов специального назначения. Михаил Борисович, Екатерина Алексеевна, Ольга Петровна, прошу вас подождать в автомобиле – технические вопросы не требуют вашего участия.
Михаил едва сдерживал смех, наблюдая театральное представление помощников, но послушно кивнул:
– Конечно, товарищи. Мы с дамами обсудим сценарий в машине. Только не затягивайте: солнце уже высоко.
Катя и Ольга обменялись понимающими улыбками и направились к машине, оставив девушек наедине с московскими «кинематографистами».
– Так, гражданки кандидатки! – скомандовал Алексей, хлопнув в ладоши. – Следуйте за нами на специально оборудованную площадку для квалификационного отбора!
Девушки растерянно переминались, а самая бойкая, рыжеволосая Машка, подозрительно прищурилась:
– Что за площадка? И почему остальные в машине будут?
Сергей невозмутимо поправил несуществующие очки:
– Площадка расположена в помещении с оптимальной акустикой для проверки голосовых данных – сеновале товарища председателя. Остальные заняты подготовкой документации.
– В сеновале?! – взвизгнула чернявая Глашка. – Что за кинопробы такие?
Алексей схватил Машку за локоть, Сергей – Глашку, и они решительно повели девушек к старому амбару, пахнущему прошлогодним сеном.
– Ай, пустите! – завизжала Машка, но протест звучал неубедительно. – Председатель сказал культурное мероприятие!
– Именно культурное! – подтвердил Алексей, ловко обходя кочки. – Высококультурное испытание на профессиональную пригодность!
Остальные девушки семенили следом, то хихикая, то возмущаясь. У лестницы на сеновал все замерли.
– Товарищи режиссёры, – взмолилась белокурая Дуняша, – может, лучше здесь? На сеновале темно, и сено в волосы набьётся!
Сергей покачал головой с видом профессионала:
– Дуняша, естественное освещение через щели создаёт уникальный световой рисунок, необходимый для фотогеничности. А сено обеспечивает правильную акустику. Всё продумано!
С этими словами мужчины энергично подняли визжащих девушек по лестнице. Машка упиралась особенно рьяно, хотя её сопротивление скорее походило на кокетство – она то и дело поправляла кудри и бросала на Алексея взгляды из-под ресниц.
На сеновале царил приятный полумрак. Солнечные лучи пробивались сквозь щели, создавая столбы золотистого пыльного света. Сено мягко пружинило, шелестя под ногами.
– Вот, – удовлетворённо заявил Алексей, отряхивая руки. – Идеальные условия для проверки артистизма. Приступаем к первому этапу – демонстрации пластики и гибкости!
Девушки растерянно переглянулись, покраснели от неловкости и нервно переминались, не решаясь взглянуть друг на друга.
– Для начала, – деловито начал Сергей, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки, – необходимо освободиться от сковывающих движение элементов одежды. В профессиональном кинематографе это называется «подготовка к работе с естественной пластикой тела».
– Ой, мамочки! – взвизгнула Глашка, но руки уже тянулись к пуговицам сарафана. – Это что, раздеваться, что ли?
– Не раздеваться, а проводить костюмную подготовку! – поправил Алексей, стягивая рубашку через голову. – Стандартная процедура для артистов экспериментального жанра!
Девушки переглянулись, лица их зарделись от смущения, а в глазах читалось сомнение, смешанное с любопытством. Машка первой решилась и с вызовом сняла кофточку, обнажив пышную грудь в простеньком бюстгальтере:
– Ну что, так нормально? – спросила Машка, чувствуя, как краснеют щёки, и неловко отводя глаза.
Её пример подействовал заразительно. Через минуту сеновал наполнился шорохом снимаемой одежды, нервным хихиканьем и возгласами:
– Дуняш, у тебя кружевная комбинация! Откуда такая?
– Из города привезла, на ярмарке купила!
– У меня чулок дырявый, стыдобища!
Вскоре девушки остались в нижнем белье, покраснев от смущения, но с явным интересом поглядывая на раздевающихся мужчин.
Алексей выпрямился и с самым строгим видом объявил:
– Первый этап успешно пройден, но для полноценной оценки артистизма требуется полная демонстрация естественной красоты советской женщины. Прошу освободиться от оставшихся элементов костюма.
Девушки замерли. Машка первая робко спросила:
– Это… прям совсем полностью?
– Именно так, как задумала природа и партия! – подтвердил Сергей.
Дуняша робко потянула лямку бюстгальтера и тут же отдёрнула руку:
– Ой, я не знаю даже… может, отвернётесь хоть? – тихо пробормотала Дуняша, опуская глаза.
Машка, решив, что отступать некуда, смело расстегнула крючки и позволила бюстгальтеру соскользнуть. Её грудь заколыхалась в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь