Виталий выдержал короткую паузу, выбирая форму ответа, и произнёс почти сухо:
– Да. Пожизненное, без права на амнистию или помилование. Он останется там навсегда.
В гостиной наступила тяжёлая пауза: каждый понял окончательность произнесённого. Варвара, глядя на тёплые блики лампы, тихо сказала:
– Странно осознавать, что для кого-то всё обрывается вот так, раз и навсегда. Мы столько раз обсуждали это дело, пытались понять, что творится у него в голове, – и вот это уже прошлое, закрытая страница.
Дмитрий кивнул, чуть нахмурившись:
– По-другому, наверное, и быть не могло. Он сам выбрал свою судьбу, а справедливость – состоялась. Жаль только тех, кто пострадал, и тех, кто до сих пор несёт этот груз.
Дмитрий вновь посмотрел на Виталия, будто вспомнив то, что не давало покоя. Осторожно поставил бокал и медленно заговорил:
– А что с институтом Тимошина? Там ведь остались капсулы, оборудование, лаборатории… Такие вещи не исчезают сразу, даже после решения сверху. Чем всё закончилось для института?
Виталий наклонился вперёд, голос стал деловым, как в кабинете:
– Насколько мне известно, после решения о прекращении исследований подготовили подробную инструкцию. Всё оборудование и капсулы – полный демонтаж, вывоз и утилизация под контролем профильных органов. Само здание планировали передать одной из ведущих лабораторий ядерной физики. Такой был утверждённый план, и до последнего момента никаких изменений не предполагалось.
Виталий замолчал, давая друзьям время осмыслить сказанное, и слегка откинулся на спинку кресла – тема для него, казалось, была закрыта.
Однако Варвара, до того спокойно слушавшая разговор, неожиданно чуть повернулась к остальным, будто собираясь сказать важное и одновременно предупредить: всё не так просто, как только что обрисовал Виталий. Голос прозвучал тихо, с оттенком внутреннего беспокойства:
– Должны были – ключевое слово здесь.
Все взгляды разом обернулись к Варваре, и в комнате повисла тишина, полная тревоги и непонимания. Дмитрий первым отозвался, чуть приподняв брови и вглядываясь в неё:
– Варвара, что ты имеешь в виду? Что-то пошло не так?
Она медленно кивнула, подтверждая его опасения. Выдержала короткую паузу и заговорила чётко, чтобы не осталось сомнений:
– В последний момент сверху отменили операцию. Мне сообщили за несколько часов до демонтажа. Все планы и подготовленные действия мгновенно остановили – без внятных объяснений. Оборудование не тронули, здание передали госкорпорации «Нанотех». Уровень секретности стал даже выше, чем при Тимошине.
Виталий выпрямился и нахмурился, явно слыша это впервые. В голосе прозвучала сдержанная тревога:
– Погоди, Варя, почему я узнаю об этом только сейчас? Это серьёзное решение, его должны были согласовать с отделом!
Варвара встретила его взгляд мягко, но твёрдо:
– Решение принимали так высоко, что нас не сочли нужным предупреждать. Сообщили по факту. Сослались на влиятельных людей, которым нужны «новые направления», а наш отдел задачу выполнил и к происходящему отношения не имеет. Всё закрыто настолько, что мы вряд ли когда-нибудь узнаем, чем занимаются в бывшем институте Тимошина.
Дмитрий слушал, перебирая пальцами край бокала, и тихо произнёс:
– Значит, вместо уничтожения следов исследования фактически передали тем, чьи намерения и возможности нам неизвестны. Звучит, мягко говоря, не оптимистично.
Екатерина тихо вздохнула, оглядела всех, надеясь на что-то успокаивающее, но увидела в глазах друзей лишь подтверждение собственных тревог:
– Но зачем им это? Ведь это опасно, мы сами видели, к чему приводят такие эксперименты. Как можно было оставить всё в руках тех, кого мы даже не знаем?
Виталий устало потёр глаза, наклонился к ней и ответил тише:
– Эти вопросы мы сами задаём несколько дней, но ответы, боюсь, останутся для нас тайной. Нам не дадут узнать, что происходит за стенами здания. Возможно, там теперь другие темы, не связанные с нашим опытом. А возможно, кто-то решил, что накопленные знания слишком ценны, чтобы их списать.
Варвара чуть улыбнулась – горько, без утешения:
– Так и живём: закрыв одну дверь, не знаем, какая другая уже приоткрыта рядом. Может, в этом и есть наше испытание – оставаться настороже, понимая, что любая «закрытая» история способна получить продолжение.
Тишина вернулась на миг, подчёркивая смысл её слов, и только за окном тихий звон трамвая, лениво проходящего по вечерней Москве, мягко вернул всех к реальности этого уютного и в то же время неспокойного вечера.
Варвара несколько секунд молчала, собираясь с мыслью. Лампа мягко подсвечивала лицо, подчёркивая тревогу во взгляде. Все за столом почувствовали: самое неприятное ещё не сказано, и от ожидания в комнате стало тяжелее.
– Самое тревожное – через пару дней после передачи здания «Нанотех» официально объявил о новой, беспрецедентной по масштабам программе, – осторожно произнесла Варвара, подбирая слова, чтобы не разжигать лишних эмоций. – «Программа добровольцев для особых экспериментов». Звучит почти безобидно, но, если вспомнить, кто теперь контролирует объект, становится не по себе.
Екатерина нахмурилась; в голосе прозвучала явная тревога с недоверием:
– Подожди, Варя, какие ещё «особые эксперименты»? Что это значит конкретно? Они ведь не сказали прямо, чем займутся?
Варвара качнула головой, посмотрела Екатерине в глаза, будто каждое слово давалось с трудом. Глубоко вздохнула и тихо произнесла:
– Официально – никаких подробностей. Но у меня есть надежный источник. Под «особыми» понимают продолжение исследований по перемещению сознания. Теперь – с большим финансированием, поддержкой сверху и новыми возможностями.
Дмитрий резко сжал кулаки; взгляд стал жёстким, почти металлическим от напряжения.
– Невероятно. После всего ужаса, который мы прошли, после всех усилий, чтобы закрыть тему и доказать её опасность, кто-то снова открывает ящик Пандоры? Ничему не научились? История повторится, и последствия будут хуже!
Виталий поднял руку, призывая Дмитрия умерить эмоции, и спокойно, почти монотонно, добавил:
– Дмитрий, вопрос не в том, научились ли они. Программа полностью засекречена: никаких подробностей – и не будет. Отбор идёт по закрытым каналам среди тщательно проверенных людей, готовых на любой риск. Утечки почти исключены, и, боюсь, повлиять мы сможем только если всё радикально изменится.
Екатерина, потрясённая услышанным, обвела друзей внимательным взглядом, словно ища в лицах хоть крупицу надежды, но увидела лишь подтверждение худших опасений. Тихо спросила, будто обращаясь уже к самой себе: – Значит, мы просто наблюдаем, как кто-то снова рискует жизнями людей и целостностью реальности? Зачем им это? Какой смысл повторять ошибки, если ясно, что это слишком опасно?
– Причины могут быть разными, – устало ответила Варвара, слегка пожав плечами, будто и сама пыталась найти разумное объяснение. – Амбиции, деньги, власть, которая недостижима в обычных условиях. И уверенность, что, учтя наш опыт, они смогут избежать ошибок и удержат контроль.
– Только это невозможно, –