— Зато у него так получиться не могло. Может, он нагрешил много или единожды, но очень сильно?
— Кайрос, говорю же, атеист чистокровный, откуда у него грехи могли нарисоваться? — Богиня откинулась в креслице, расслабившись и всем видом показывая, что проблема спихнута на чужие плечи. Теперь и с советами не грех соваться.
— Я прошу прощения, что влезаю, — мужчина выражался предельно мягко, но громко, даже слегка настойчиво. Он показал себя истинным атеистом, проявляя настойчивость в общении с богами. — Мне кто-то из вас может разъяснить проблему? Вдруг сообща мы скорее сможем прийти к её решению.
— Смертный… — крылатый бог сбился и тут же поправился, — … мёртвый, боги могут всё! Даже снизойти до вас и найти слова, дабы вы смогли понять малую часть божественного замысла.
Словечко «дабы» дало Василию понимание, что все боги пипец какие пафосные сущности. Но он готов был терпеть, почему-то показалось важным понять, что тут происходит. Есть вероятность, что сейчас определяется, как он проведет следующую вечность своей пусть не жизни, а новой стадии существования. Кто ж знал, что вся эта тряхомудия с богами на самом деле реальна.
— Внемли же, — продолжал летучий бог, — сейчас ты, вернее твоя душа, находится на последнем суде. Именно он определит твоё посмертие.
— А назад никак? — Василий так и не набрался уважения, слишком короток был опыт общения с богами. — Я так понял, что… да нихрена я не понял, если честно!
— Перебивай больше, и дальше ничего не поймёшь. — По-доброму и без наезда посоветовал бог.
— Молчу. А как я вас вижу, если не верю… Молчу!
— Первое. Боги не нуждаются в вере. Это даже немного оскорбляет: вы в богов верите, как в любимую команду, как в младшего сыночка, который когда-нибудь оправдает надежды родителей. Чего в нас верить, мы есть и точка! А вмешиваемся мы в жизни смертных исключительно скуки ради или на спор. Второе: ваши молитвы, все эти «Помоги, боже!» абсолютно не работают, и до кучи нам совершенно плевать, как вы живете, какие совершаете «грехи».
— А Последний Суд как же? — Снова не утерпел Василий и перебил бога. — Я же на суде.
— На нём вы сами себя судите и отмеряете себе посмертие в полном соответствии со своим пониманием оного. Или рассыпаетесь в ничто, если вам так хочется. Но ты снова влез, экие покойники пошли нетерпеливые. Что опять, ладно уже, спрашивай.
— А вы бог какой, Римский или Греческий? Я про вас что-то совсем ничего не помню.
— У богов нет национальностей. Нам всё равно, кто и как нас называет. Я уже говорил, мы иногда приходим к людям или незримо вмешиваемся ради развлечения. Кидаем жуков в ваш муравейник. Какой-то из недавних народов, населяющих Землю, называл меня именем Кайрос. Я бог счастливого мгновения, удачи, благоприятного стечения обстоятельств, фарта, азарта, прухи. Кивни, если понимаешь эти слова.
— Да чего ты с ним рассусоливаешь? Щелкни пальцами, и делу конец! — Снова перебили крылатого бога, но уже с другой стороны.
— Ты хоть не лезь под руку, дриада! Деревьям слова не давали. Так вот, Вася, я к началу каждого столетия провожу среди людей лотерею. Играл в лотерею когда-нибудь? Нет? И бог с ним, тут твоя воля ничего не решает.
— Погодите, столетие уже двадцать пять лет, как началось.
— Это по вашему календарю, с моим он чутка разбежался. О чём я? О! Короче, ты выиграл. Теперь тебе на пять лет такая пруха, что только успевай подбирать профит. По идее, попав под машину, ты должен найти бумажник с золотыми монетами или графскую корону. А тебя всмятку расхреначило, даже странно. Видимо, та колесница начала свой смертельный рывок до того, как жребий указал на тебя, такое вот совпадение. И раздавила она уже самого отъявленного счастливчика, баловня богов.
— И что теперь? Мне остаётся рассыпаться пеплом в виде очень удачного узора?
— Да, нехорошо. Другие скажут, что я свой выбор не поддержал. Во! А давай, мы тебе дадим призовую игру. Реинкарнацию оформляем, шевели булками, Галя!
— Какая я тебе Галя! Какая реинкарнация, он в нее не верил.
— Какая? Роскошная реинкарнация в самого счастливого, самого удачливого, самого привилегированного наследника в самой сильной стране, чтоб у него всё было, чтоб все о нем заботились и даже пылинки сдували.
— В принца арабского?
— Обижаешь. Бери выше — в пионера Страны Советов! — И Кайрос щелкнул пальцами волосатой руки.
— Нееет! Только не туда… — Крик Василия растворился в пустоте.
— Чего он так орал, там же здорово. — Дриада посмотрела на бога, как на идиота, но промолчала. Не её проблема, пусть всё само как-то устаканивается.
Василий стоял, вытянувшись в струнку и почему-то боялся шевельнуться. В его напряженных руках ощущался какой-то шест, который категорически нельзя было не то что уронить, а просто колыхнуть. Правую щеку обдавало теплом и газообразными продуктами горения, левую — шелковистой тканью. Крутить головой нельзя, можно только зыркать глазами. Почему нельзя, кто запретил? Что с ним сотворил этот странный бог? Мужчина ранее не сталкивался с богами, так что его суждения о странности высшей сущности были не вполне авторитетными, он допускал это.
Глаза дали какой-то объем информации о месте, в котором он оказался. Это было какое-то капище с тремя огромными дольменами по сторонам и жертвенником посередине. В кругу пылал огонь явно божественной природы, поскольку сквозь пламя не наблюдалось никаких дров. Он скосил глаза налево — вплотную к его лицу колыхалось полотнище цвета артериальной крови. «Блин, попал так попал, что это за времена, что за нравы? Вдруг сейчас до человеческих жертв дойдет?» — пронеслось в голове. И откуда-то из её глубины тут же вынеслось: «Жертвы уже принесены, мы здесь в память о тех жертвах».
Кто это сейчас ответил? Он сам себе, что ли? И что за жертвы, зачем? А потом у Василия закружилась голова, закружилось так сильно, что он покачнулся. И сразу в неё полились образы, воспоминания, понимание ситуации…
— Что, парень, плохо тебе? Подменить? — Зашептали откуда-то сзади женским голосом.
— Не надо, достою! — Таким же громким шёпотом ответил он, не поворачиваясь на голос. Знаменосец в почетном карауле у вечного