Вот и нашли компромисс: в феврале мы с Софией и прочей роднёй приезжаем в Эребуни. У Арцатов там, разумеется, имеется несколько домов, одном из них её и примут, и удочерят. Потом будет моя свадьба с Розочкой, а уже после этого — сватовство к приёмной дочери Арцата.
Дальше «медовый месяц» и — вторая свадьба, уже с Софией. Сложно? А что поделать, родо-племенной строй! Тут почти всё построено на обычаях и родстве.
— Благодарю, обязательно прибудем!
Это не я, это дед отвечает, как старший. Ну всё, можно встать, поклониться и ухромать в свою комнату. Полежать хоть полчасика на животе, а потом — снова за работу. А вы что, думали мне отпуск по ранению дали? Как бы не так! Вкалывать приходится, как рабу на галерах!
* * *Правда, и галер[3], как таковых, ещё не было, да и рабов с вёсел сейчас снимали. Затеянная Еркатами и Арцатами «серебряная афера» подразумевала, как оказалось, не только добычу серебра из свинца, но и резкое улучшение транспортной инфраструктуры. Поэтому рабов сейчас активно скупали для расширения портовой инфраструктуры Трапезунда и Александрополиса, свежепереименованного армянского порта на Восточном море[2]. Если я правильно понимал, он находился где-то в районе современной мне Ленкорани.
Молы, склады, новые дороги — всё это требовало больших количество камня, поэтому новые рабы понадобились и в каменоломнях. Вот и перепродавали их хозяева гребных суденышек, сажая взамен вольнонаёмных гребцов. Грести, как оказалось, всё же проще…
Кстати, дорожали не только рабы, но и лес, так что мои родичи, как и прочие «беженцы» из колхов пока что неплохо зарабатывали, поставляя лес аж по трём маршрутам. С восточного Кавказа — в Александрополис, с Западного — в Трапезунд, а третий маршрут пролегал посуху, примерно из окрестностей будущего Тбилиси к нам, на Хураздан. По третьему маршруту шли почти исключительно дуб, берёза и поташ, полученный из золы сожженных кустов, веток, сучьев и коры.
Проект шёл, но именно поэтому я и не мог позволить себе прохлаждаться.
* * *— Извини, Мартик, что заставил ждать, но ты сам должен понимать, с будущей роднёй общались, — криво усмехнулся я. И зачем-то уточнил: — С моей!
— А вот тут ты, Руса, неправ! — серьёзно ответил отец Розочки. — Моя Вард[4] станет тебе женой, а они — родня твоей второй жены. Значит, через тебя они и нам родичами станут!
Я заставил себя улыбнуться.
— Тогда ты тем более понимать должен! Родичи — это важно! Особенно, пока всё не слажено, друг к другу не притёрлись… Тут одно неловкое слово или один неправильный шаг — и уже обида.
— Ладно, давай о деле! Ты сам видел, медные листы наши валки катают хорошо.
Ещё б не видел. По этому поводу среди медников Долины и Эребуни был даже не праздник, а целый фестиваль. Обычно-то пока медь расплющишь, по ней от души приходилось молотом постучать. А тут — р-раз, и готово! Из листов хоть подносы делай, хоть котелки, хоть гравюры или чеканку…
А когда я им подсказал идею спиралешовных труб, то они вообще в экстаз впали.[5] До сих пор-то трубы были дико трудоёмким, а потому редким и дорогим продуктом. Зачем мне трубы? Ну, вы и спросили! Нормальное химическое производство без них никак не может. Да и сталеварам сюрприз готовлю. Печь предварительного подогрева. Если заработает, как надо, мы сможем в печи подавать воздух с температурой градусов в триста. Зачем? Так ведь часть энергии от сгорания топлива на нагрев воздуха и тратится. Если он уже будет горячим, то и температуру в печи удастся поднять. В теории — на те же триста градусов. А на практике, скорее всего, на сто пятьдесят-двести. Но учитывая, что 1300 мы на коксе и обычном воздухе уже и так научились получать, это будет настоящий прорыв. Сможем стекло варить без метана, печи для пудлинговки на торфяной кокс перевести… И как результат — повысим безопасность процессов. Всё же нынешние рабочие с метаном и кислородом работать не готовы, уже пара аварий была, хорошо хоть без жертв.
Но стальной прокат дал бы куда больше профитов. Мартик с Ашотом это сообразили, и даже попробовали, но…
— Так в чём у вас проблемы?
— Даже не знаю, как объяснить. Слов не хватает. Сам посуди, даже бумага сопротивляется тому, чтобы в валки заходить, приходится силу прикладывать.
Я кивнул. Пока всё было понятно.
— Медь сопротивляется сильнее, даже твоя, повышенной мягкости.
Опять же понятно, химически чистая медь примерно вдвое пластичнее, чем черновая, загрязнённая примесями.
— А сопротивление стали ещё сильнее. Она просто не лезла в валки, пока…
— Пока что? — спросил я, слегка удивившись тому, что он замялся. Затруднений с терминами возникнуть не должно было.
— Пока мы силу не увеличили. Помнишь, ты говорил, что чем больше диаметр водяного колеса, тем большее усилие оно даст?
Ну, говорил я не совсем так, это верно только при прочих равных. Правило рычага в чистом виде. Радиус колеса тут выступает длинным рычагом, значит, его увеличение приведет к увеличению силы. Что могло пойти не так? Но я снова кивнул, дожидаясь продолжения.
— После этого сталь начала втягиваться… И сломала нам один из валков! — с заметным смущением признался мастер. — Мы укрепили валки, сделали их потолще… Но результат тот же самый. Мы в тупике, Руса!
Как же так? Я ведь точно знаю, что сталь можно катать! Или для этого нужна какая-то специальная сталь? Особым образом легированная? Да нет, вряд ли. Насколько я знал, сталь ещё в первой половине XIX века прокатывали, в то время и для валков применялась обычная углеродистая сталь, безо всяких присадок.
— Раз мы не можем сделать прочнее валки, нам надо сделать мягче сталь! — сделал вывод я.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты же знаешь, я не кузнец… Есть такой процесс, называется отпуск стали, — слово «отпуск» я произнёс по-русски, видимо, мой Руса не знал соответствующего термина на языке айков. — Если её нагреть до определенной температуры, подержать при ней, а потом медленно охладить, сталь станет пластичнее, мягче… Можно попробовать. А если и это не поможет, то станем прокатывать её горячей. Сам знаешь, сталь при нагревании тоже мягчеет.
— Это придётся и валки греть! — поморщился он. — Сложно. Не уверен, что справимся.
— Давай сначала попробуем холодный прокат, — не стал спорить я. — А не получится — засунем валки в печь. Если её разжечь, то и они горячими будут.
— А крутить тогда как? Нет, всё равно, сложно это… — пожевал губами он.
— Приводной вал можно вывести наружу! — не сдавался я. — Да, сложно, но ты представь, мы пластинки для брони будем почти готовыми получать. И пилы будут легче и тоньше…
Пилы тут уже знали, и бронзовые, и кованные из стали. Вот только по сравнению со знакомыми мне, они были шире и существенно короче, что резко снижало их производительность. А стоили — как крыло от «боинга»! Но по сравнению с бронзой и они были технологическим прорывом.
Я же желал повторить классический приём попаданцев — распил бревен пакетом пил. Если верить «попаданческой» литературе, доски в результате должны были получаться в большом количестве и намного дешевле. Хороший приработок, чёрт побери!
— Я уже не говорю про косы, которые я показал, — «вбил я последний гвоздь». — Если стартовать от стального листа, ковать их куда проще, чем из бруска.
Мои родичи уже успели выковать привычную мне косу-литовку и оценить её удобство и производительность. Вот только выяснилось, что она очень требовательна к качеству стали. Годилась только лучшая, которую пускали на «хуразданские махайры». Поначалу из-за этого споры возникли, дескать, зачем на обычный сельскохозяйственный инструмент такой дорогой материал тратить. Пришлось с расчётами в руках показывать, что чем меньше рук трудится на уборке, тем больше мы оружия и прочих ништяков произведём.
«Поймите!» — втолковывал я родственникам. — «Сейчас мы ограничены не количеством руды, а количеством умелых свободных рабочих рук!»