Никаких мыслей о побеге, наказание ведь заслуженное, а стало быть, и никакой ответственности с движением, спасением и прочими делами. Самоуспокоение за счет наказания, причем заслуженного. Вроде, как и не виноват, хотел бы продолжить движение, да не смог, поломался, навредил, сел. Физические тяготы труда и перевоспитания - мелочь, ничто по сравнению с этой невидимой ответственностью, как там было у самураев "долг тяжелее горы, смерть легче перышка"? Что-то такое.
Михаил вздохнул и встряхнул головой.
Легче всего сбежать от ответственности, забиться в угол и сидеть там, да что там, просто стряхнуть с себя все. Но за этим ли он возвращался со звезд? За этим ли основывал ДОРН? Нет и еще раз нет! Да, промахнулся, да, погибли живые, но сколько их умерло бы, добейся Джонатан своего?
Оправдания не помогали, мысли то и дело возвращались к будущему осуждению и заключению. Ведь его предупреждали, прямо говорили, что будет больше ответственности, больше внимания. Кому больше дано, с того больше и спросится, один из столпов нового мира, а Лошадкин? Как всегда, пропустил мимо ушей и глаз, стремясь получить права и не думая об обязанностях и последствиях.
Но разве не было очевидно, с самого начала, что так и будет?
Нет, опять не то. Предвидел он или не предвидел последствия, пытался их предотвратить или нет, не имело значения. Прошлое в прошлом. Сделал, что сделал, и не было возможности "потренироваться на кошках", что выйдет, если поступить вот так.
Тем больше ответственности, твердило подсознание, сильнее наказание, и сдавал же экзамены! Какой из него дипломат, если не пытался все урегулировать, как положено? И плевать, что тут условная детская песочница, системы союза с благосклонным отношением и репутацией у людей. Репутацию, которую зарабатывали другие, а он обрушил, продолжал бичевать сам себя Михаил.
Воспользовался и сломал, и после десятка подобных инцидентов, никакого доверия дипломатам с Земли уже не было бы. Но что тогда, бездействовать? Он действовал и взял ответственность, ошибся, но не ошибался только тот, кто ничего не делал.
Лошадкин опять встряхнул головой, ощущая, что его мысли, как та старая слепая лошадь, толкающая колодезный ворот, ходят и ходят по кругу. Бессмысленно ходят, съедая время, силы и создавая видимость углубленных размышлений и рефлексии.
Действовать, а не тонуть в попытках все предусмотреть.
Действовать, потому что больше некому.
Действовать и брать на себя ответственность, чтобы не охаметь от безнаказанности.
Ничего такого сверхъестественного Лошадкин не придумал, ничего такого, о чем бы он ни задумывался ранее, еще когда только начинал просто свое движение, не ДОРН даже. Говорил обо всем этом самому себе, но все равно, предварительная подготовка разлетелась вдребезги при столкновении с практикой.
Разлетелась и теперь Лошадкин собрал все обратно, закрепил и открыл глаза.
— Прибытие в систему Энтонц через пять минут, - сообщила Варвара.
— Хорошо, - поднялся Лошадкин. — Значит, сбежать не успею.
Варвара только хмыкнула, открывая двери, но в шутке была лишь доля шутки. Сбежать от ответственности или, наоборот, побежать ей навстречу, оба пути манили Лошадкина и одинаково не подходили ему. Бездействие, ожидание суда и решения других живых, а потом все остальное.
Здесь начинался переход в стадию "все сложно", которую Лошадкин так и не смог разрешить мысленно. Защищать и выгораживать себя всеми силами, оправдываясь, что он нужен движению, означало лгать, вертеться и вести себя, как в прежней. Просто покорно ожидать решения и подчиниться ему претило всему тому, что Лошадкин усвоил и освоил за последние года. Ему хотелось бы избежать планеты - тюрьмы, но не ценой предательства всего остального.
Как вести за собой людей и смотреть им в глаза, если ведешь себя, как второй Нессайя?
В то же время, если ты ведешь живых, ошибки будут, и что теперь, от малейшей из них сразу сдаваться?
— Заключение не пошло тебе на пользу, - поцокал Кайманов, - постарел на десять лет, и отощал!
— Десять лет без еды, пришлось питаться самим собой, - усмехнулся в ответ Лошадкин.
"Легионер" опустился на посадочную площадку рядом с Легатией, рядом уже приземлялся "Слово и Дело". Два десятка кораблей на поле, живые, обслуживающие бригады, роботы, но никакой суеты и ажиотажа. Где-то внутри Лошадкин даже немного обиделся, что не прислали роту мобильных пехотинцев, арестовывать его.
Иррациональная обида, показывающая, насколько его штормило эмоциями, несмотря на внешнее спокойствие.
— Лети домой, - сказал он Троргу, - там тебя ждут.
— И тебя тоже, командир.
— Я отправлюсь в дипкорпус, - поджал губы Лошадкин.
Он чуть не поддался слабости, не сказал, что отправится туда пешком. Растянуть время, словно это хоть как-то помогло бы.
— Суд могут провести и удаленно, - заметил Руслан.
— Могут, раз уж явился, так не сбегу, наверное.
А вот Огар сбежал, выдумав какой-то предлог, с Морданной. Напоследок та преклонила колено перед Лошадкиным и поклялась донести все увиденное и услышанное до правителей пяти народов. Лошадкин кивнул, делая вид, что не заметил, как перекосило Огара и они отбыли.
— В армии Закрасты ты вел себя иначе! - появилась Карраха, веселая и неунывающая, как всегда.
Вот уж кто сражался со всем пылом и усердием, бил и демтархов, и зваздианцев, и отвешивал людям, когда те паниковали и бежали не туда, куда нужно.
— В армии Закрасты я и не подумал бы сдаваться, и пальцем не пошевелил бы, чтобы останавливать ссору. Но мы больше не в армии Закрасты, и это наши живые, такие же, как те, кого мы собираемся освобождать.
— Конечно, командир, как скажешь, - легко согласилась Карраха. - А можно освобожденных по праву освободительницы?
— Нет, - отрезал Лошадкин. - Только добровольно.
— Хорошо, - расплылась в самодовольном оскале Карраха.
Ну да, кто бы устоял перед таким зубастым, клыкастым и шерстистым обаянием, да еще в боевой форме и с оружием в руках? Уж точно не освобожденные ей живые!
— Неужели тебе не хватает просто поклонников? - проворчал Лошадкин и тут