— Причём здесь я и серийные убийцы? — недоуменно спросил Орлов.
— Не понимаешь, — покачал головой Директор. — ЦК КПСС взяло под личный контроль операцию по поиску неизвестного, пока что, маньяка, орудующего в Ростовской области. Операция «Лесополоса» — слышал?
— Конечно, — кивнул Орлов. — А кто не слышал?
— У тебя есть имя, — улыбнулся Директор.
— А это точно он? — нахмурился Геннадий.
— А ты специально глупые вопросы задаёшь, чтобы вывести меня из себя? — спросил Владимир. — Митрохин — сработало? Чего тебе ещё надо, собака?
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Геннадий. — «Иван Васильевич меняет профессию»?
— Оно, — улыбнулся Владимир. — Давай, работай, следак — на маньяках себе карьеру сделаешь! Ты представь только: МВД тычется носом, ищет что-то и не находит, а доблестный офицер госбезопасности, проявив таланты и выучку, находит и разоблачает нелюдь!
Темой советских и российских маньяков он интересовался сугубо из педагогического интереса, а также из-за маньяка Сотникова, орудовавшего в родной области Директора и прозванного Липецким маньяком.
Педагогический интерес его связан с методиками выявления девиантного поведения, но ничего толкового из этого не вышло — лишь пара сомнительных наработок, которые он применил на практике лишь в 7-м управлении ХАД, без внятных результатов.
— Так, я понял, — кивнул Орлов. — Как обсудим более актуальную тему, засядем у тебя в кабинете и ты мне всё надиктуешь — кто, что, сколько, когда и где. А я уже подумаю, как это всё организовать. Теперь у меня больше свободы — мне скоро команду молодых дадут, чтобы помогали.
— Ладно, — согласился Директор. — Теперь ЧАЭС — что выяснил?
— Да ничего, — с сожалением вздохнул Геннадий. — И просто так не скажешь никому, ведь дураком назовут… Нужен какой-то способ…
Вариант с написанием анонимок они даже не рассматривают. К такого рода писулькам в СССР относятся не очень серьёзно, потому что не с кого спросить, ведь обратного адресата на анонимных письмах не бывает.
Нужно будет прямо задолбать все органы, чтобы это сработало с хоть каким-то шансом. Но в процессе слишком велик риск раскрытия отправителя.
— Имей в виду, что в ночь с 25 по 26 апреля, в 1:23, произойдёт авария, которая обойдётся Союзу в 30–35 миллиардов рублей, — напомнил ему Директор. — Это точно будет, если ничего не сделать. Тысячи умрут от последствий радиоактивного излучения, Гена…
— Я помню, — поморщился Орлов. — И я думаю.
— Нужно сделать всё так, чтобы никто и ничего не узнал, — сделал ещё одно напоминание Директор. — Если кто-то узнает, потом проблем не оберёшься.
— Хотелось бы, чтобы узнали — это же гарантированный Герой Советского Союза… — произнёс Геннадий.
— Истинный героизм — тот, о совершении которого никто не узнает, — покачал головой Директор. — Просто помни об этом, когда у тебя всё получится. Да кто ещё в этом мире сможет быть тем, кто предотвратил аварию на атомной электростанции, которая убьёт тысячи и нанесёт ущерба на 30 миллиардов рублей. Геннадий, миллиардов рублей! Ты попробуй вообразить себе эту сумму! Знаешь, сколько это в новых Волгах?
— Не знаю, — ответил Орлов.
— А я уже давно посчитал! — усмехнулся Владимир. — 1 851 851 новенькая Волга!
— Серьёзно? — удивился Геннадий.
— Серьёзнее некуда, Гена! — ответил Владимир. — Давай будем считать, что если ты предотвратишь это, то получится, будто ты лично передал стране, на безвозмездной основе, то есть, даром, столько Волг?
— Сэкономил… — покачал головой задумчивый Орлов.
— Считай, что заработал, — ответил на это Владимир.
— Истинный героизм, значит… — произнёс Геннадий. — И нужно сделать так, чтобы эксперимент не провели и тщательно проверили реактор…
* Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, 1-й микрорайон, квартира Жириновского, 16 февраля 198 6 года*
«Время утекает, будто песок сквозь пальцы», — подумал Директор, читая свежую местную газету. — «И события летят стремительно».
Он вернулся из командировки в Ташкент четыре дня назад — после встречи с Орловым была длительная ревизия всех дел в доме воинов-интернационалистов, а также решение некоторых проблем, требовавших использования административного ресурса.
Но дела шли нормально — работа ведётся, посещаемость не падает, а наоборот, растёт, в то время как ни один из постоянно посещающих Дом воинов-интернационалистов ветеран не совершил ни одного правонарушения, даже мелкого. Четверых ветеранов пришлось положить в психдиспансер, чтобы помочь им справиться с нервными срывами, но остальные чувствуют себя приемлемо.
Дом воинов-интернационалистов — это не лекарство. Как помочь с ПТСР никто ещё не знает, ведь даже у американцев, уже давно исследующих проблему, нет рабочих рецептов, но найдено средство для стабилизации пострадавших ветеранов, поэтому КГБ посчитало испытание успешно пройденным.
Лечение, в конце концов, найдут, потому что этим уже занимаются и есть шанс, что советская психиатрия сможет выработать что-то, что вернёт страдающих ветеранов в норму, а пока, раз лечения ещё нет, вполне сойдёт полурешение…
Он поднял зеркало, лежавшее на обеденном столе, и уставился в своё отражение.
Но он видел лишь своё лицо, полностью подчиняющееся ему. Взгляд его, мимика его — в отражении он и только он.
— Владимир, — полувопросительно произнёс он.
Отражение синхронно повторило движение его губ и мышц лица.
Ему стало грустно от того, что он потерял эту часть себя.
«Было приятно иметь возможность посоветоваться самому с собой по разным насущным вопросам», — подумал он. — «Но я больше не Директор и больше не Владимир — придётся принять это».
Нет больше незримого водораздела между памятью двух разных личностей — всё необратимо слилось воедино.
«Так два человека, две личности, окончательно утратили себя, чтобы избежать саморазрушения», — подумал он. — «Но кто тогда я?»
У него в голове два комплекта воспоминаний, принадлежавших двум разным людям, с совершенно разными судьбами и взглядами на жизнь. У них даже восприятие вкусов и цвета было разное, что отчётливо проявлялось в воспоминаниях Директора — он помнил вкусы совершенно другими, нежели Жириновский.
«Время пришло», — решил он. — «Тело принадлежит Владимиру Жириновскому, а это значит, что теперь я Владимир Вольфович Жириновский. Им являлся и им являюсь до сих пор».
В зеркале, всё так же, отражался только он.
Зазвонил телефон, стоящий на подоконнике на кухне. Владимир прошёл на кухню.
— Алло, — поднял